Мой дедушка был вишней
Шрифт:
В субботу мы поехали к дедушке. Он сидел под вишней и загорал, хотя было очень холодно.
Пока мама убирала дом, я устроился рядом с ним и рассказал ему свою теорию. Дедушка молча и очень внимательно меня выслушал, а потом погладил по голове.
— Знаешь, я тоже думал что-то в этом роде. А кем бы я мог стать? — спросил он.
Я даже не сомневался:
— Вишней.
— А ты?
— Я еще об этом не думал, но, наверное, мне хотелось бы стать птицей. Так я мог бы быть рядом с тобой и съедать всю вишню!
Дедушка
— Тебе нехорошо, дедушка? — спросил я его.
Дедушка поднялся и пошел к дому.
— Мне очень хорошо, но у меня вот тут заноза, — ответил он, показывая на сердце.
Карнавал
Эта заноза меня ужасно поразила, и на обратном пути я всю дорогу только и делал, что думал о ней. Прежде всего я спрашивал себя, как заноза могла оказаться внутри дедушки и дойти до самого сердца. Я придумал несколько гипотез. Он мог случайно проглотить ее, мог съесть что-то колючее. Но что?
— А что колючее можно съесть? — спросил я маму.
— А ты как думаешь? — ответила она. — Морские ежи колючие, и их едят.
— А дедушка их ест?
— Не думаю. Он терпеть не может рыбу.
Значит, морские ежи не подходят.
— А еще?
— Что еще? — мама боролась с грузовиком, который обдавал нас вонючими выхлопами, и не хотела отвечать мне.
— Какие еще колючие вещи можно съесть?
— Кактус опунцию, каштаны…
Вот! Дедушка наверняка случайно съел каштаны… Но как такое могло произойти? И потом, каштаны едят в ноябре, а не в феврале. Удрученный, я сделал последнюю попытку:
— А как ты думаешь, может такое произойти, что заноза случайно оказывается в кожуре каштана и кто-то случайно ее глотает?
Мама резко затормозила, и мы услышали сзади громкое бибиканье.
— Всю дорогу ты ведешь совершенно бессмысленные разговоры. У тебя случайно нет температуры? — и она положила мне руку на лоб. — Холодный. Тогда что это за дурацкая история про каштан с занозой, который кто-то съедает?
Когда мама задала этот вопрос, я почувствовал себя дураком и рассказал все маме.
На сей раз она отнеслась к этому серьезно и спросила:
— Он действительно так сказал?
Я старательно повторил дедушкины слова.
— Он никогда мне ничего не рассказывает! — вздохнула мама и обернулась ко мне. — Дедушка имел в виду, что у него проблема, забота, которая свербит его, как заноза.
Так я узнал ответ. Неужели дедушка не мог объяснить получше? И я бы так не мучился!
Но теперь казалось, что и у мамы заноза, причем в мягком месте. Она вертелась, ерзала и все время повторяла:
— Никогда мне ничего не рассказывает! Как можно жить спокойно с таким человеком?
Она была очень взволнована. Поэтому я не стал говорить, что она и сама никогда не бывает спокойна. Так мы приехали домой.
В ближайшие дни мама звонила дедушке чаще, чем обычно. Все разговоры начинались со слов: «Папа, ну как ты?». Дальше следовало: «Тебе что-нибудь нужно?», «Тебе чего-то не хватает?». Дедушка был в порядке, и ему ничего не требовалось. Но чем чаще он повторял это маме, тем больше она волновалась. Однажды папа потерял терпение:
— Что он должен сказать, чтобы ты успокоилась? Что он умирает?
Папины слова были вполне логичны, но мама их не оценила. Она считала, что поведение дедушки ненормально.
— Он должен был рассердиться из-за всех этих звонков. Раньше он бы ужасно рассердился. Почему теперь он такой спокойный?
Папа сказал, что мама несет чушь и что ей нужно лечиться. Она ответила, что это ему нужно лечиться и что он строит из себя бог весть что. Папа сказал, что он просто мыслит логически, а мама ответила, что именно поэтому ему не дано понять некоторых вещей и что он их никогда не поймет. Папа разозлился и ушел, хлопнув дверью, а мама стала так энергично оттирать кухонную плитку, будто хотела съесть ее на ужин. Из этого спора я не понял ничего, но мне показалось, что мама все преувеличивает, а папа прав. На самом деле права оказалась мама.
Когда мы вернулись к дедушке, мы опять увидели, что он сидит под вишней, с Альфонсиной на коленях. Другие гусята устроились вокруг них во дворе, но Альфонсина просто стала его тенью, она никогда не оставляла его.
Стояла очень холодная погода, это было время карнавала. Я хотел поехать к дедушке в костюме Супермена, который был моим тогдашним кумиром, потому что умел летать. На дедушке был только пиджак, он сидел, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами. Руки он положил на Альфонсину, которая устроилась у него на коленях, спрятав голову под крыло.
Мама, как всегда, остановила машину перед домом, а когда увидела дедушку, вскрикнула и закрыла рот рукой.
— Оставайся здесь! — велела она мне и побежала к дедушке. Я увидел, что мама щупает его и сильно трясет. Дедушка открыл глаза, а мама начала быстро-быстро что-то ему говорить. Он покачал головой. Потом мама помогла ему встать, и они направились к дому. Дедушка шел прямо, но опершись на маму, а Альфонсина семенила за ними.
Я ничего не понимал. Впервые дедушка даже не поздоровался со мной и не обращал на меня никакого внимания. Я почувствовал себя невероятно одиноким и несчастным. Даже начни я вдруг летать, как Супермен, меня это бы не утешило.
Я немного подождал, надеясь, что кто-нибудь вспомнит обо мне и о моем карнавальном костюме, но никто не появлялся. Тогда я вышел из машины и начал бродить по двору. В дом я заходить не хотел. Мне казалось, будет справедливо, если они сами придут за мной. Но никто меня не искал, и мне очень захотелось плакать. Я сел на корточки рядом с вишней, опустил голову на колени и начал рыдать. По правде говоря, мне быстро расхотелось плакать, но я специально продолжал, думая, что если мама с дедушкой выйдут из дома и увидят меня, им станет стыдно за свое поведение.