Мой дедушка - застрелил Берию
Шрифт:
(...Размышляя над всем этим, я, кажется, начал понимать и ситуацию, описанную в книге Николая Рубина "Лаврентий Берия: миф и реальность", в которой автор рассказывает о том, как уже после смерти К. С. Москаленко остававшиеся на то время в живых участники антибериевского заговора обратились к Горбачеву с ходатайством о присвоении им звания Героев Советского Союза, на что тот "сухо попросил им передать, что хватит с них и ордена". Ведь получается, что они просили, чтобы Горбачев дал им награду за ликвидацию человека, дело которого он как раз сам собирался продолжить!..)
...Покружив, словно бабочки у ночного фонаря, вокруг дедушкиного имени, мысли мои потихоньку
Перемахнув внутренним взором через Тульскую область с известной всему читающему миру Ясной Поляной и могилой отлученного от Церкви Льва Толстого, бунинскую Орловщину, Курск, Белгород и Харьков, я вынесся на просторы Донбасса и вскоре разглядел с высоты полета свой родной городок. Вот поле, где, будучи ещё пацанами, мы, разложив вокруг найденного снаряда костер, сидели, испытывая друг друга на смелость и ожидая, кто первый сдрейфит и побежит от огня. Не знаю, как тогда получилось, что никто не погиб, наверное, это Господь уберег наши дурные головы, но едва мы отошли от костра на двадцать-тридцать шагов, как за спиной громыхнул взрыв такой силы, что под нашими ногами содрогнулась земля, а в ближних домах поселка повылетали из окон стёкла... А вот двор моего соседа Валика Пилипенко, и в конце огорода - покосившаяся дощатая уборная, за которой он когда-то прятал найденную на колхозном поле во время прополки кукурузы гранату... В годы моего детства в окрестных полях и оврагах ещё можно было найти много всяких свидетельств прокатившейся здесь войны...
Я перелетаю мыслями в Красноармейск - город, где я родился. Оглядываю сверху церковь, в которой меня крестили, базар, перестроенный за последние годы железнодорожный вокзал... Возле Дворца культуры стоит выкрашенный серебрянкой памятник К. С. Москаленко, о котором я когда-то давно написал так до сих пор нигде и не опубликованное стихотворение:
Я никогда не играл медалями, сидя на Ваших коленях.
Скорее всего, Вы даже не слышали обо мне.
Но это ради меня и всего моего поколения
Вы ускакали однажды на последнем в селе коне
в ту - легендарную, Первую Конную,
от которой сегодня остались лишь слава да песня...
Нет, Вы не сделались в нашем роду иконою,
к которой несут челобитья по Пасхам и дням воскресным.
Но когда после Ваших визитов - вдогонку за литерным поездом
от вокзала неслись ностальгически медные марши,
я оглядывал тех, кто Вас только что слушал на площади
и казалось - во всех Вы оставили чуточку маршальства...
...Теперь - Вы уже не приедете. (Все в мире тленны!)
Вас больше не мучат ни сны, ни давнишние раны.
Лишь Вечность - как внучка!
так хочет забраться на Ваши колени,
да скульптор - пожалел на них мрамор...
...Не заметив, когда, я так и уснул в тот вечер, лежа на диване при работающем телевизоре, а тем временем проклятый номер газеты со злополучной опечаткой в подписанном моим именем интервью был отправлен в одну из городских типографий, чтобы с рассветом следующего дня разлететься по адресам своих подписчиков. И похоже, что одним из первых, перед кем в то утро улегся на стол свежеотпечатанный выпуск "Всенародной кафедры", был мой незадачливый собеседник - кандидат в Президенты Российской Федерации Альберт Зиновьевич Чибис. Именно его звонок раздался в моей квартире в тот момент, когда я в ожидании редакционной машины заканчивал добривать
– Ну что?
– не здороваясь, произнес он в трубку.
– Напакостил и доволен?
– О чем вы?
– спросил я, ничего не понимая.
– О твоей стряпне, которую ты выдал за свое интервью со мной. Ты уже на него полюбовался?
– Нет, я ещё не видел газеты, - пробормотал я, начиная догадываться, что в текст нашей беседы вкралась какая-то ошибка.
– А что случилось? Там что-то не так напечатано? Я сейчас буду в редакции и всё проверю.
– Вчера надо было проверять. Пока материал не начинали печатать. А теперь ты там и на хер не нужен... Мудила!
– и, не став больше разговаривать, он положил трубку.
Наскоро вытерев щеки полотенцем, я позвонил в редакцию и поинтересовался, почему за мной до сих пор не выехала машина.
– Так это Ефим Семенович задержал её, после того как пришел факс о вашем отстранении от должности, - доложила секретарша.
– Какой Ефим Семенович? И что ещё за факс? От кого?
– От наших акционеров - информационного холдинга "БАБ-Пресс". В котором сказано, что вы немедленно отстраняетесь от должности главного редактора, а временным исполняющим ваши обязанности назначается Ефим Семенович Придорогер.
– Фимка, значит... Ну-ну. А в чем причина всего этого сыр-бора, не сказано?
– Нет. Но вроде бы какое-то искажение слов Чибиса в вашем интервью обнаружено. Я правда, ещё его не читала, но могу сейчас посмотреть...
– Спасибо, не нужно. Я через минуту и сам всё увижу, - и, положив трубку, я сдернул с шеи все ещё висевшее на ней полотенце и, бросив его на подвернувшийся стул, вышел из дома.
Вынужден здесь признаться, что на свою родную газету я принципиально не подписывался. Это при советской власти редакторы большинства периодических изданий (особенно районных газетенок), насаждая липовое чувство профессионального "патриотизма", заставляли практически каждого из своих сотрудников выписывать домой и без того осточертевшие им на работе "Верный путь", "Красную кочегарку" или "Голос хлебороба", хотя кому, спрашивается, была необходимость получать по почте свою же собственную, сто раз прочитанную в течение рабочего дня газету?.. Лично мне общения с "Всенародной кафедрой" хватало и на службе, так что домой мне её не приносили, и теперь пришлось идти в ближайший киоск и покупать там только что вышедший номер. Чего же это я там исказил, интересно узнать?..
Едва отойдя на шаг от киоска, я с нетерпением развернул газету. На первый взгляд, всё было на месте. Вот текст интервью, вот фотография Чибиса, вот набранный большими черными буквами заголовок: "РЕФОРМИРОВАНИЕ РОССИИ ЗАСЛУЖИВАЕТ ВСЕНАРОДНОГО ОСУЖДЕНИЯ". Так, посмотрим дальше... Вот мой вопрос. Его ответ. Вопрос. Ответ...
Я чувствовал, как что-то мешает мне сосредоточиться на мною же написанном тексте - как будто бы я уже увидел только что то, что хотел найти, но ещё не успел осознать, что же именно зацепил мой взгляд в череде отпечатанных знаков.
– Ну, слава Богу, хоть один кандидат не побоялся осудить эти реформы! А то все вокруг только сюсюкают - мол, общечеловеческие ценности, то да сё! А жизнь становится все хуже и хуже, - услышал я за своей спиной чей-то возбужденный голос и, оглянувшись, увидел заглядывающую через мое плечо в раскрытую газету энергичную женщину лет шестидесяти или чуть старше с двумя тяжело груженными всякой снедью авоськами в руках.
– С кем это интервью? С Чибисом?.. Вот за него и надо голосовать. Видно, что смелый мужик, сделала она вывод и отошла в сторону, а я ещё раз опустил глаза на заголовок.