Мой галантный враг
Шрифт:
— …Если бы все они умерли при рождении!
— Что за кровожадные чувства! Неужели этому тебя научили в Бергрэмском монастыре? Если так, можешь быть уверена, что мать Мария-Екатерина кое-что услышит от меня. Я послал к ней добрую и невинную девушку, а она возвращает мне какую-то маркитантку, готовую проклясть целую семью и призывающую на эту семью погибель!
— Вы не посылали меня к ней, — горячо возразила Лиллиана. — Я сама предпочла уехать. И не она отправила меня обратно: это я решила вернуться. И если вы задумали вступить в переговоры с этим отпрыском Колчестеров насчет меня, так будьте уверены, что я сбегу в Бергрэмское
— Успокойся, дочка. Успокойся. Как ни печально, но мои рассуждения — это только рассуждения и ничего больше. Твой Колчестер уже несколько лет назад ушел на войну — в крестовый поход. — Лорд Бартон окинул взглядом собравшихся в зале. — Но он был крепким мужчиной, этот Корбетт. Могу поручиться, что он хорошо показал себя там, на Востоке. Таким стал бы и наш Джарвис, если бы остался в живых. — Он поднял свой кубок и осушил его, пытаясь отогнать непрошеные воспоминания. — Брачный союз между семьями Орриков и Колчестеров был бы великим благом. Тебе достался бы хороший муж, а эта долина наконец-то обрела бы покой.
Лиллиана, тоже взволнованная, уткнулась взглядом в свою тарелку.
— Но они предпочли пойти на нас войной.
— Они верили, что лорд Фрэйн убит по моему приказу. Что еще оставалось делать двум любящим сыновьям, как не попытаться отомстить за смерть отца? Если бы Джарвис не пал в сражении с ними, война продолжалась бы до сих пор.
— Око за око?
— Похоже на то. Пойми меня правильно. Мир между нашими домами не восстановлен, ибо они еще жаждут отомстить мне. Любой человек из Оррика, который надумает пройти за Миддлинг-Стоун и окажется на землях Колчестера, рискует жизнью. И то же относится к их людям, которые забредут в наши владения. Но прямых столкновений не было с тех пор, как Эдуард увел за собой так много рыцарей в крестовый поход.
— Но они все еще наши враги, — упорствовала Лиллиана.
— Да, враги. — Лорд Бартон вздохнул. — И в ближайшие годы вряд ли что-нибудь изменится.
Время, остававшееся до конца трапезы, прошло относительно мирно. Собеседники усердно избегали таких щекотливых тем, как Уильям, сэр Корбетт Колчестерский и будущее Лиллианы. Сэр Олдис заговорил с тестем о мерах безопасности, которые следовало предпринять для усиления обороны замка, а Туллия делала все от нее зависящее, чтобы развлекать Оделию, Лиллиану и Сэнтона. Но Оделия, судя по всему, была не склонна к веселью, и Туллия в конце концов укрылась в надежное святилище нежного внимания Сэнтона. Предоставленная себе самой — поскольку Оделия подчеркнуто не замечала ее, — Лиллиана рассматривала тех, кто сидел за другими столами.
Едва завершилось пиршество, начались развлечения. Несколько менестрелей услаждали слух присутствующих забавными песнями и непристойными стихами. Собаки бегали под столами, подбирая упавшие и выброшенные кусочки, а дети возились и носились вокруг, досаждая и людям, и собакам своими проказами.
Тем не менее общество пребывало в состоянии общего согласия и довольства. Минувшее лето принесло хороший урожай и прошло более или менее спокойно. Теперь они собрались, чтобы отпраздновать свадьбу. Если не принимать во внимание то, что так и бросалось в глаза — полное отсутствие гостей из Колчестерского замка, — Лиллиана могла признать, что вечер удался на славу.
Размышления о семье Колчестеров заставляли ее хмуриться. Она уже и думать позабыла о своей давней помолвке с сэром
Он, конечно, был много старше. Двадцать три года — а ей четырнадцать. Но она хорошо помнила высокого серьезного юношу. Он был так молчалив и скрытен, что иногда внушал ей что-то вроде страха. Но она восхищалась его красотой и отвагой.
По случаю помолвки он преподнес ей подарок — серебряный гребень и зеркальце в серебряной оправе, и она бережно хранила эти вещицы. Сестры завидовали ей, и даже на ее мать, леди Эдлин, подарок произвел впечатление.
Все это дело прошлое, резко напомнила себе Лиллиана. Через год умерла от родов ее мать. Отец был вне себя от горя и крупно повздорил с лордом Фрэйном, ввязавшись в спор из-за пастбища. На следующий день лорд Фрэйн был найден убитым. Хотя свидетели обвиняли лорда Бартона и многие обстоятельства складывались не в его пользу, он принес присягу и торжественно поклялся в своей невиновности.
Последовавшая за этим война между двумя семействами то затухала, то вспыхивала с новой силой в длинной долине Уиндермир-Фолд. Не раз окрашивались кровью воды реки Кин. После того, как в бою погиб единственный кузен Лиллианы, нежно любимый ею Джарвис, установилось некое подобие мира. Но то был мир, построенный на страданиях и незаживающих ранах. Даже сейчас она вспоминала те дни как худшую пору своей жизни.
С обязанностями хозяйки дома ей удавалось справляться вполне достойно; ведь мать, пока была жива, неустанно обучала ее всем тонкостям сложной науки управления хозяйством замка. Но смерть юного родственника, который был ей близок как брат, и опасный недуг отца, от которого он оправлялся мучительно долго, тяжким бременем легли на ее плечи. То были черные дни для Оррика. Ни смеха, ни песен, ни шуток, которые могли бы скрасить жизнь молодой девушки.
Но они выжили и впредь сумеют выжить, думала она с гордой решимостью. Пусть Колчестер делает свое злое дело, Оррик выстоит. И пусть отец говорит что хочет — у нее нет причин опасаться возвращения Корбетта Колчестерского. Если милосердный Бог в небесах воистину справедлив, он направит меч какого-нибудь язычника прямо в черное сердце ее бывшего жениха!
Растревоженная воспоминаниями, Лиллиана поднялась из-за стола. Она пожелала отцу доброй ночи, дала краткие указания кравчему и проверила, как идут дела на кухне, прежде чем отправиться наверх. Из парадной залы доносились звуки веселых выкриков и песен, и она даже начала тихонько подпевать, когда услышала одну из своих любимых мелодий. И вот, когда она уже приблизилась к боковой, более узкой лестнице, которая вела в ее комнату, какой-то мужчина появился из тени и преградил ей путь.
— Наконец-то ты пришла.
От неожиданности у нее перехватило дыхание, и сэр Уильям, шагнув поближе к факелу, чтобы она могла лучше видеть его, успокаивающим жестом протянул к ней руку.
— Когда вижу тебя, глазам своим не верю.
Его голос был тихим, лишь ненамного громче шепота, и, не услышав от Лиллианы немедленного ответа, он настойчиво потянул ее к себе, а потом — в более темную нишу возле лестницы. Но когда руки Уильяма крепче сжали ее запястья, Лиллиана очнулась от минутного потрясения.