Мой граф
Шрифт:
– И не без причины. Говорить не о чем. Прошу прощения за наблюдение, но ты всегда была фантазеркой, моя милая. Ты видишь меня только раз в году. Твой анализ моей личности и характера не может быть очень точным.
– Когда с кем-то редко видишься, это лишь усиливает наблюдательность, – парировала она. – То, что я сказала, – правда. К моему глубокому сожалению.
– Если так, то ты лишь подтверждаешь мою мысль: я из тех, кого тебе следует сторониться на брачном рынке.
– При
– И ты еще удивляешься, почему дядя называет тебя дерзкой?
Пиппа усмехнулась и стала подкалывать волосы.
– Женись на ком-нибудь, на ком угодно, мне все равно. – Тон ее был прозаичным. – Тогда дядюшка Берти вынужден будет прекратить этот глупый ритуал.
Она просунула шпильку в волосы и посмотрела на Грегори безмятежным взглядом.
– Ясно, – помолчав немного, проговорил Грегори.
Пиппа мягко, сконфуженно улыбнулась:
– Знаешь, не все девушки хотят стать леди Уэстдейл, будущей маркизой Брейди.
– Ты выразилась очень ясно.
– Но я уверена, что много и таких, которые хотят, – подбодрила она его. – Возможно, ты мог бы жениться на одной из них – чем скорее, тем лучше.
– Что ж, – бодро ответил он. – Я, конечно, ценю твой совет, но не последую ему. А теперь давай бегом в таверну.
Пиппа нацепила очки и вылезла вслед за ним из кареты. Едва ноги коснулись земли, на нее налетел резкий порыв ветра, но Пиппа быстро ухватилась за поля шляпы и восстановила равновесие. И услышала смешок Грегори.
«Хорошо, что он не предложил мне помощь, – подумала она, вскинув голову. – Предполагается ведь, что я мужчина, в конце концов».
Как и обещал ее неожиданный попутчик, трактирщик поставил перед Пиппой мясной пирог. А еще он принес ей кружку горячего молока и пинту эля для Грегори.
Пиппа сняла очки и с наслаждением вдохнула пар, поднимающийся от пирога.
– Умираю с голоду, – сказала она.
– Ешь. – Перед Грегори тоже стоял пирог.
Они оба с удовольствием налегли на еду. Ох, как же хорошо было отправить теплую еду в живот! Вчера вечером Пиппе кусок в горло не лез. Так случалось всегда, когда за обедом присутствовал Грегори. Аппетит пропадал начисто, стоило ей только увидеть его. Не оттого, что он был противным или отталкивающим.
Совсем наоборот.
Она не привыкла к созерцанию такого великолепного образчика мужественности. Да, она насчитала четверых красивых, дюжих рыбаков в деревне по соседству с дядюшкиным имением, и все они всякий раз плотоядно поглядывали на нее, когда она проходила мимо их лодок (к ее тайному удовлетворению), но ни один из них не выдерживал никакого сравнения с Грегори.
Она старалась не замечать широких плеч и мускулистых рук, которых не могла скрыть никакая одежда, но все было бесполезно.
– Ты когда-нибудь вытягивал рыбацкую сеть? – спросила она его.
– Нет, но без труда вытаскивал ловушки с омарами в Новой Англии.
Она нисколько в этом не сомневалась.
– А почему ты спрашиваешь? – Он склонил голову набок, как делал всегда, когда она озадачивала его.
– Просто так. – Пиппа почувствовала, что вновь вспыхнула от странного ощущения, и обрадовалась, когда трактирщик принес им блюдо с сыром и дольками яблок, отвлекая обоих.
– Дядюшка Берти и твоя мать, должно быть, крайне обеспокоены твоим отсутствием. – Грегори соорудил бутерброд с двумя дольками яблока и кусочком сыра посредине и съел его одним махом.
– Я оставила записку, в которой объяснила, что со мной все хорошо и им не из-за чего волноваться. – Она откусила кусочек яблока.
– А деньги у тебя есть?
Она проглотила.
– Пока нет, но у меня есть план.
– Ох уж этот твой план. И в чем же он состоит?
Пиппа вздохнула:
– Я расскажу, но не вздумай смеяться.
– Не буду.
Она просверлила Грегори своим самым грозным и предостерегающим из имеющихся в ее арсенале взглядом, но на него, судя по всему, это не произвело никакого впечатления. Грегори, как обычно, взирал на нее с непроницаемым выражением, которое лишь время от времени выдавало какие-то проблески эмоций, и забавляла ли она его, поражала ли, сказать было невозможно.
– Я еду… – мрачно начала она.
– …в Париж, – нетерпеливо закончил он. – Думаю, тебе стоит носить на спине табличку, чтобы все на свете знали.
Она повертела в пальцах вилку.
– Я же просила не смеяться. Я не одна из твоих сестер, чтобы дразнить меня или издеваться надо мной.
Он наклонился вперед, опершись на сложенные руки.