Мой граф
Шрифт:
В течение вечера Грегори побеседовал с лордом Рошелем и мистером Брайаном Форрестом, вторым сыном лорда Холла, которые работали над архитектурными проектами под руководством нескольких лондонских архитекторов. Оба подтвердили его подозрения: их тоже попросили спроектировать собачий домик для леди Тарстон.
Итак, состязание имеет место. Мистер Доусон весь вечер вел себя сдержанно и держался в тени, как было и в придорожной гостинице. Все знали о его связи с леди Тарстон – он был кузеном и как таковой не заслуживал большого внимания. Говоря по правде, старика нельзя было назвать
Пожилой джентльмен беседовал с каждым, кто что-то проектировал для лорда и леди Тарстон, хотя не расспрашивал об их проектах. Он держался безопасных тем, таких, как погода, садоводство – одно из его любимых увлечений – и охота на куропаток, которой он увлекся только недавно. В разговоре с Грегори он особо подчеркнул, что является старшим сыном в большой семье, и потом целых пятнадцать минут обсуждал достоинства и недостатки положения старшего брата.
– Это огромная ответственность, – сказал Грегори и вдруг понял, что, будучи в Америке, скучал по тому, что значит быть «старшим братом». – Тебе кажется, что, когда тебя нет, младшие без тебя не справятся. Их миры перестанут вертеться.
– Так часто бывает, – согласился мистер Доусон, лукаво поблескивая глазами. – Не наше дело, однако, раскручивать их вновь. Каждый член семьи должен постигать все сам. Ты можешь только предложить им совет. И не мешать.
Грегори подумал о Питере, о том, что тот знал, что Элиза не любит его, и…
И не сказал.
Но у Грегори был целый год, чтобы обо всем подумать. Кто кого предал на самом деле?
Он заглянул в алую глубину кларета в своем бокале и вспомнил тот день. Он ни за что не поверил бы Питеру, если бы тот сказал, что Элиза любит Дугала. Ни за что на свете. И Питер знал, что реакция Грегори будет именно такой, потому и не поделился с ним своими опасениями.
Простая правда заключается в том, что Грегори позволил чувству вины и ревности встать между ним и младшим братом. Питер – настоящий Шервуд, наследник дома Брейди. Это ему следовало быть лордом Уэстдейлом, если бы все в этом мире было справедливо.
Он – настоящий сын.
И отличный брат. Он напомнил Грегори, что материнское кольцо особенное. Это Грегори был неправ. Он собирался отдать бесценный подарок леди, которую не любил, – леди, которая не любила его. То кольцо – единственная вещь, оставшаяся от матери, кроме ее улыбки, которую он видел на лице Роберта… и проницательных глаз, которые теперь принадлежат Питеру.
Грегори покачал головой, усмехнулся и отвел взгляд, только бы не смотреть в понимающие глаза своего собеседника.
– Вам надо
Грегори повернулся к нему и поднял бокал с кларетом.
– Хороший совет. Одного старшего брата другому.
Грегори подумает над ним.
– Ваше здоровье. – Мистер Доусон улыбнулся и с хрустальным звоном стукнулся своим бокалом о его бокал.
Три долгих часа спустя после того, как он в последний раз видел своего «камердинера» на лестничной площадке, в комнате Грегори приветствовала приятная картина. В камине весело потрескивал небольшой огонь, а на бюро стоял замысловатый канделябр с четырьмя зажженными свечами, отбрасывающими мягкий свет. Еще одна свечка была на прикроватной тумбочке рядом с красиво выложенными на фарфоровом блюде яблоками и синим виноградом. Роскошное алое покрывало откинуто, открывая гору мягких подушек, а с другой стороны кровати ждала открытая бутылка вина, и не с одним, а с двумя бокалами.
Леди Тарстон – непревзойденная хозяйка. Коварная хозяйка. Интересно, подумал он, не является ли леди Дамара одной из ее близких подруг. Грегори надеялся, что нет, ибо последнее, что ему нужно, это целых три недовольных им леди.
Дверь на левой стороне комнаты явно вела в гардеробную. Один лишь взгляд на эту дверь взбудоражил все его чувства. Он ощутил, как всем его существом овладевает вожделение…
Он хочет леди Пиппу Харрингтон.
Да что это с ним такое?
Это же Пиппа. В Лондоне полно дам намного привлекательнее, чем она.
Пиппа, какой бы прелестной ни была, не создана для всего этого брачного ритуала… она не излучает ауру женской тайны. Ей, по всей видимости, это неинтересно. Ее интересуют другие вещи: прекрасное утро, вкусовые качества всех испробованных ею десертов, последние романы, забавные проделки ее любимчиков среди деревенской детворы в Пламтри, состояние дел в Англии и в мире.
Когда она входит в комнату, джентльмены чувствуют себя легко и свободно. Они не сидят, выпрямив спину, на кончике стула. Кровь при виде нее не устремляется из головы в пах. Она из тех леди, которые напоминают джентльмену, что он уже давненько не пил чай и умирает с голоду. Или что ему надо чаще навещать свою бабушку и смешить ее всякими забавными историями, над которыми и сама Пиппа от души смеется.
Она из тех леди, которые напоминают джентльмену, что в глубине души он все еще мальчишка и что он – это не только накрахмаленный шейный платок, начищенные до блеска сапоги, речь, произнесенная им в парламенте и особняк на Гросвенор-сквер.