Мой хозяин-2
Шрифт:
— Быстро иди в прохладный душ! — схватил с тумбочки ключи от машины. — У тебя мозги есть?! Ты посмотри на себя! Сколько ты на солнце пробыла?!
— Что я опять не так сделала? — наконец спросила она с досадой. — Час я была на солнце… Может, немного больше.
— Иди в душ, Милана, — сквозь зубы процедил я, когда она, как и утром, потащилась за мной.
— А ты куда?
Я глянул на неё со злостью. Она ещё допрос мне устраивать будет?! В прохладной тени дома кожа её казалась ещё более красной, чем на улице. Я дотронулся до её плеча и снова выругался. Горячая, как раскалённая головёшка! Оставить бы её в самом деле, и пусть как хочет, так и разбирается. Урок на всю жизнь запомнит. На секунду я заколебался, решая, не стоит ли воспользоваться этой мыслью, но тут же вспомнил про нежность молочной кожи…
— Через час до тебя дойдёт, что ты не так сделала, — сухо бросил я. — Я в аптеку. Иди в душ и быстро. Не сделаешь этого — хуже будет не мне, а тебе.
Милана
Если сперва мне казалось, что Вандор просто-напросто сорвал на мне злость, то через полчаса после того, как внедорожник, сорвавшись с места, вылетел со двора, я сильно в этом засомневалась. Несмотря на принятый душ, кожа у меня горела и казалась пересохшей, словно бы натянутой. С каждой минутой ощущение это становилось всё сильнее, даже двигаться стало неприятно. Чтобы как-то отвлечься, я разложила продукты. Открыла банку с мороженым и, не удержавшись, съела пару ложек, но больше в меня не влезло. Лицо пылало, было неуютно… Я даже кондиционер выключила, однако меня всё равно продолжало слегка знобить. В небольшом бумажном пакете оказались косметические средства: несколько баночек с шампунем и солнцезащитный крем. Солнцезащитный крем… Кожа у меня была светлая, но кремом прежде я никогда не пользовалась и ничего. Хотя… у моря я, конечно, тоже не была. Но там, возле воды, было даже не так жарко…
Вандор
Мысли и чувства во мне бились противоречивые. Они сплетались, скручивались, заматывались и разматывались. Идиотка! Какая же она идиотка! В её девятнадцать пора бы иметь голову на плечах. И как я только умудрился вляпаться в это?! Как?! Вокруг полно баб, но нет! Крышу мне снесло именно от этой — грёбаной идеалистки с журчащим голоском и синющими глазами! Девчонки, которая всё никак понять не может, как жизнь устроена и какое место она в ней занимает!
Вдали появились очертания нашего дома, и я собрал все силы, чтобы сосредоточиться именно на этом. Нахрена мысли, если толку от них нет?! Сразу надо было от неё избавиться, едва только начал понимать, что меня клинит. А теперь…
Резко затормозив, я остановил машину возле дома, схватил с пассажирского сиденья пакет и выбрался на жаркий воздух. Даже в тени настоящее пекло, а эта…
На этот раз искать Милану мне не пришлось — красная, как варёный рак, она сидела на диване в гостиной, прикрывшись простынёй. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: всё даже хуже, чем можно было представить.
— В душе была? — без предисловий спросил я, направляясь к раковине, чтобы помыть руки.
— Угу, — жалобно пискнула она.
Я снова посмотрел на неё. Вот теперь мне, пожалуй, всё-таки стало её жаль. Вид у неё был настолько несчастный, что мне оставалось лишь снисходительно качнуть головой. Ещё бы губу выпятила. Взрослая девка, а хуже ребёнка.
Открыв привезённый пакет, я достал электронный градусник и протянул ей с мыслью, что если сейчас она спросит зачем это, точно нахрен придушу. Но спрашивать она не стала. Кое-как высунула из-под одеяла руку и послушно взяла.
— Под язык суй, — наблюдая за тем, как она, едва ворочаясь, стала распаковывать градусник, сказал я.
Она снова не ответила. Только губы облизнула, а у меня в очередной раз в висках застучало. Отвернулся, чтобы не смотреть. Это уже извращение какое-то — к ней сейчас и не прикоснёшься, чтобы не взвыла, а у меня и в голове, и в штанах сводит от напряжения. Думал, раз-два-три и пройдёт, но нет, не проходит. Хуже становится!
— Тридцать семь и восемь, — промямлила Милана сразу после того, как градусник коротко запищал.
— Поздравляю, — с сарказмом ответил я и достал флакончик с пантенолом. –
Вставай и снимай с себя всё.
Кое-как, кривясь, она сползла с дивана. Сбросила простынь. Теперь у меня была возможность оценить её во всей красе. А краса была ещё та! Плечи, бёдра, живот… У неё даже жопа была красная! Жопа, пожалуй, была даже краснее физиономии. Самое, блядь, выдающееся место! Раком она, что ли, загорала?!
— Ответь мне, Милана, чем ты думала? — Злиться у меня уже не было сил. Взболтнув пузырёк, я подошёл к ней и взял за плечо, собираясь развернуть к себе спиной, но она тут же сжалась и зашипела.
Я выдохнул. Кто бы мне терпения послал!
— У меня чувство, что кожа вот-вот лопнет, — проскулила она.
— Если бы ты ещё полчаса на солнце провела, она бы у тебя уже волдырями пошла, — сухо сказал я и, сдерживаясь из последних сил, чтобы не обложить её на чём свет стоит, принялся распылять спрей.
Стоило первой струе пены коснуться воспалённой кожи, девчонка вздрогнула. Не представляю, как она будет спать. И уж точно эту, да и, судя по всему, пару последующих ночей нам придётся провести в разных постелях. На всякий случай. От греха подальше. Потому что любое прикосновение для неё сейчас — пытка. А не прикасаться лёжа с ней в одной постели… В том, что на это у меня хватит выдержки, уверен я не был.
— Повернись, — скомандовал я, когда с её спиной, задницей и бёдрами было покончено.
Неуклюже переступая с ноги на ногу, она повернулась ко мне лицом. Я снова покачал головой и принялся наносить спрей на грудь. Была красная, стала белая… Это же надо быть такой идиоткой!
— Что? — мяукнула она, заметив мою усмешку.
— Да так… — Я снова усмехнулся и, брызнув пену себе на ладонь, стал аккуратно мазать её лицо. — Посмотрю я на тебя, когда с тебя кожа хлопьями слазить начнёт.
=9.
Вандор
— Сносно, — ответил я, глядя на убегающую вперёд ленту дороги. — Ты знаешь, из неё вышла неплохая медсестричка.
Алекс усмехнулся, я же поправил гарнитуру и положил локоть на опущенное стекло. В салон проникал жаркий, смешанный с солью воздух, ветер приятно обдувал кожу. Мысли о Милане вызвали у меня усмешку. С того момента, как она решила за раз обзавестись бронзовым загаром, прошло больше недели. И если в первые два дня она изображала умирающего лебедя, в последние ходила недовольная, ибо начала облезать. Вначале нос, а потом и всё тело: плечи, грудь, живот. Только сегодня утром я снял с её подрумяненной попки лоскут величиной с пол ладони. Лицо её при этом, конечно, стоило видеть…