Мой хозяин-2
Шрифт:
— Вандор… — внезапно заговорила она и снова подняла взгляд. — Насчёт Миланы…
— Что насчёт Миланы? — резко осведомился я. До меня вдруг дошло, что говорить с ней я тоже не могу. Ни видеть, ни говорить. Она — лишнее напоминание о моём помешательстве. И дело даже не в том, как она появилась в моём доме. Дело в том, что произошло сейчас. Синеглазая дрянь вывернула мне внутренности, душу, сознание. Я помешался на безродной девчонке из питомника…
— Это у неё не любовь, — тихо, надтреснутым голосом сказала Стэлла. — Даже если ей кажется иначе.
— А что же у неё? — невесело
— Иллюзия, — ответила она всё так же тихо и посмотрела мне прямо в глаза. — Иллюзия любви. Так бывает, когда тебе кажется, что ты кому-то нужен. Не ломай её, Вандор. Я пыталась с ней поговорить, но… Она идеалистка. Наивная идеалистка. Но ты знаешь… Я завидую ей.
— И чему же ты завидуешь? — не удержался я.
Она уставилась куда-то в стену, в пустоту. Несколько секунд молчала, а после все же сказала, очень тихо, словно бы говорила это самой себе:
— Она ещё может во что-то верить.
Я смерил её взглядом и, ничего не сказав, развернулся к двери. Чувствовал, что она смотрит мне в спину. Ещё одна проклятая девчонка. К чёрту всё! К чёрту! К дьяволу! Гори оно всё синем пламенем!
Вернувшись в кабинет, я набрал Алексу и, едва услышал его голос, рыкнул:
— Ты хотел девчонку? Можешь забирать.
Положил трубку и с яростью смахнул со стола стопку документов. Вспомнил темноту в глазах Стэллы. Будь всё проклято! Она ведь всё знала. Знала, что я сделаю ещё до того, как я ушёл из её комнаты. Я сам этого ещё не знал, а она знала.
=3.
Комната, куда меня завели, была крохотная. Спальня Стэллы в доме Вандора по сравнению с ней казалась царскими покоями. Ни окон, ни отдельной ванной — только узкая кровать у стены, маленький шкаф и тумбочка с двумя ящиками.
Сидя на уголке постели, я ждала. Чего — сама толком не знала. Каждый доносящийся из-за двери шорох пугал меня, сводил с ума, а сознание никак не желало принимать новую действительность. Вандор… Подарок… Мне хотелось прижать ладони к вискам и заорать, чтобы прогнать воспоминания, стереть, забыть. Вещь, подарок…
Что он думает обо мне? Что я добровольно ушла с Матвеем? Без сомнений, ему доложили о том, что мы были в номере наедине. В том, что он уже знает о том, что прежде мы были знакомы, я тоже не сомневаюсь. Вряд ли Стэлла будет молчать, да и ни к чему это. Раз за разом я складывала простые слагаемые цепочки недавних событий, и с каждым разом всё чётче понимала: он даже слушать меня не захочет. Этот его взгляд там, в ночи, меж звуков выстрелов…
Дверь отворилась так внезапно, что я едва не подавилась собственным вдохом. Появившийся на пороге мужчина заполнил собой, казалось, всё пространство. И дело было вовсе не в его росте или ширине плеч, нет. Дело было в его взгляде и энергии, что исходила от него. Стоило посмотреть ему в глаза, я почувствовала себя приколотой к картонке бабочкой. Глаза синие-синие, а этот холод…
Мужчина пренебрежительно осмотрел меня и коротко приказал:
— Встань.
Голос его звучал как будто спокойно, но спокойствие это пугало.
В том, что передо мной отец Вандора, не было не единого сомнения. Схожие
Не чувствуя ног, я поднялась с постели и выпрямилась во весь рост. Он прищурился, и глаза его блеснули недобрым огнём. Взгляд снова заскользил по мне: по телу, по лицу и рукам.
— Подойди, — всё тем же тоном приказал отец Вандора, и я повиновалась.
Ноги не слушались, дыхание сбивалось. Казалось, этот мужчина способен стереть в порошок, даже не прикасаясь. Я не знала, чего ожидать от него, к чему готовиться. На вид ему было около шестидесяти: чёрные с проседью волосы, жёсткие, даже суровые черты лица, крепкие жилистые руки. Но глаза… Мне казалось, что в глазах Вандора лёд? Нет… Вот он — настоящий стальной холод. Такой, что немеют внутренности, а губы перестают шевелиться.
Остановившись в полуметре от него, я застыла. Мне хотелось закрыть глаза, хотелось отвернуться, хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы скрыться от этого человека. Но всё, что я могла — стоять и ждать. Жёстко ухватив меня за подбородок, он повернул мою голову боком. По лицу его пробежала мрачная, полная презрения тень. Серёжки… Я поняла, что он рассматривает мои серёжки.
— Я подумаю, что с тобой сделать, — с силой оттолкнув меня, выплюнул он. — Не жди, что тебя ждёт сладкая жизнь.
Я смотрела на него, широко распахнув глаза, и понимала, что трясусь, словно осиновый лист на ветру. Подбородок дрожал, к горлу подступали слёзы. Я знала, что он не шутит, но пугало меня даже не это. Что именно? Вот этого я до конца не понимала. В его глазах я была продажной девкой, не имеющей никакой ценности пустышкой. Я была даже не вещью. Потому что вещи, как правило, не вызывают неприязни. А я вызывала у него неприязнь и желание раздавить — я это чувствовала. И стоило мне представить, что он прикоснётся ко мне… Всхлипнув, я попятилась от него. Упёрлась в угол шкафа и прижалась к нему спиной. Осмотрев меня в последний раз, отец Вандора чуть заметно хмыкнул, а после вышел из комнаты. Ключ в замке провернулся, а я, чуть живая, доплелась до постели и повалилась на неё. Скомкала угол одеяла и, уткнувшись в него, разрыдалась в голос. Если бы я только могла поговорить с Вандором… Если бы я могла ему всё объяснить…
Дворецкий встретил меня в холле отцовского дома. Конечно, охрана уже успела доложить о моём прибытии, так что это было не удивительно. За эти несколько часов погода испортилась, поднялся сильный ветер, и начал накрапывать дождь.
— Позвольте.
Дворецкий приблизился ко мне, чтобы помочь снять пиджак.
Возражать я не стал. После утренних событий плечо разболелось ещё сильнее, и двигать рукой было трудно. Выходя из дома, я даже в рукав продевать её не стал — просто накинул пиджак сверху. Да хрен с ней, с рукой! Одно паршиво — боль напоминала мне о подружке Милы. Вернее о том, что, как бы я ни пытался убедить себя в том, что, отдав девчонку отцу, поступил верно, всё во мне противилось этому. И можно было бы поехать в питомник, выбрать себе другую, но… Я знал — бесполезно.