Мой князь Хаоса
Шрифт:
Но Рамона это ничуть не смутило. Он встал со стула и поклонился очень низко.
— Вы спасли мою жизнь, миледи, — с благородством ответил он. — Просто знайте, что я всегда буду на вашей стороне. Что бы вы не решили…
И покинул зал, оставив после себя одинокую и стремительно бледнеющую Эленику.
Глава 20. Противостояние
После ухода Рамона Айвери княгиня Порядка чувствовала себя еще хуже, чем обычно. Она никак не могла перестать думать о том, что означают его слова.
Неужели
И, что это значит? Кем она стала теперь в их глазах? Ведь, если что-то понял маркиз, несколько недель находившийся в заключении, то остальным все должно быть ясно уже давно…
Стыд заливал щеки.
На негнущихся ногах с совершенно прямой спиной она поднялась к себе в покои. Хотелось скрыться там от чужих глаз и тихонько сгореть в собственном позоре.
Ведь, несмотря на слова Рамона, другие светлые не поймут ее предательства.
Но ведь она не передавала их! Не передавала свой народ и свою родину! Напротив, ценой собственной жизни она хотела уничтожить Дариэна Астарда. Убить его и уйти вместе с ним. Потому что после такого поступка жить дальше все равно вряд ли получилось бы.
Девушка глубоко вздохнула, глядя на собственные маленькие ладошки. Когда-то ей и в голову не могло прийти, что она сможет поднять руку на человека. Однажды в детстве она спасла двух бабочек, которые подмочили крылья и попали в плен к стайке муравьев. А в другой раз — выхаживала птенцов, выпавших из гнезда. Даже головастиков вылавливала из высыхающих луж, чтобы выпустить в большое озеро.
А теперь вот всерьез чуть не убила человека.
Эленика снова вздохнула и подошла к зеркалу. Посмотрела на свое бледное лицо, на глаза, под которыми залегли легкие тени. Поймала собственный взгляд, лихорадочно заблестевший при одном воспоминании о повелителе Кровавого заката.
Это было неправильно. Все вокруг было неправильно. И жизнь ее уже давно была не такой простой и понятной, как в детстве.
Дариэн Астард — чудовище, покорившее ее народ. Отнявший у них свободу. И он умудрился сделать это так, что простые люди даже не увидели разницу между тем, как было, и как стало. Напротив, они имели возможность сравнить дни короткого, но теплого правления князя Хаоса с повстанческими выкрутасами ее бывшего мужа. С постоянными рекрутскими сборами и огромными налогами на военные действия. При таком положении дел власть Дариэна Астарда казалась им вполне терпимой.
Но светлые лорды, в отличии от крестьян, конечно, еще долго будут не готовы покориться новому правителю. Будут презрительно склонять голову и шептать бессильные проклятья в спину. Кому? Только ли самому Дариэну? Или ей тоже?
Впрочем, князя-то это наверняка не волнует.
— А как же я? — прошептала вслух Эленика. — Кто будет подчиняться правительнице, которую не уважают? Я была княгиней Анвара и Палирии. Стала наместницей двух провинций. А скоро окажусь вообще никем. Простой… шлюхой, которая продалась Кровавому закату.
— Что за чушь вы говорите? — прорычал из-за спины низкий и холодный голос, заставивший девушку вздрогнуть, задержав дыхание. Как мышь, попавшая в западню и почуявшая удава.
Почему она не услышала его появление? Абсолютный слух уроженки Порядка никогда прежде не подводил ее так сильно.
Медленно она повернула голову, чтобы встретиться с пылающим взглядом повелителя Хаоса.
— Мне повторить свой вопрос? — грозно спросил он, стискивая зубы и кулаки.
Голова девушки слегка закружилась от страха, адреналина, злости и какого-то странного малообьяснимого ликования. Вот он здесь, князь из рода Астард. Повелитель Кровавого заката и всего мира. Ее враг и соперник. И она в очередной раз могла высказать ему все, что думает. Все, что сжигало ее изнутри. И это безумно радовало княгиню. Потому что несмотря ни на что, он был жив…
— А что же я сказала не так? — едко переспросила она, целиком повернувшись к нему, будто бросая моральный вызов. — Разве я не стала вашей собственностью? Вещью? Игрушкой? Вы так много раз повторяли мне это, что я поверила. Так ответьте мне теперь: как я буду управлять этими землями и помогать своему народу? Как я смогу выполнить свой долг, к которому меня готовили с рождения? Ни один лорд Порядка не станет подчиняться шлюхе Кровавого заката!
Дариэн стиснул зубы еще сильнее, сделав по направлению к девушке несколько стремительных шагов, замерев в нескольких сантиметрах от нее. Но Эленика даже не пошевелилась, несмотря на то, что желание отступить захлестывало с головой.
От повелителя пахло свежестью океана и сладким вереском. Но на этот раз к аромату примешивался легкая едва заметная горечь дыма и пыль расплавленного камня.
Княгиню бросило в жар. Медные волосы мужчины почти касались её лица, широкая грудь была так близко, что девушке казалось, будто она слышит сильное биение его сердца под замшей полурасстегнутого колета.
— Вам нравится оскорблять себя? — зло спросил он, приподняв бровь. — Это отвратительно. Не смейте делать этого в моем присутствии, — и вдруг добавил: — И в остальное время тоже! Кроме того, какое вам дело до мнения кучки напыщенных и слабохарактерных лордов? Вы — наместница, поставленная моей волей, а значит вам будут подчиняться или умрут!
Эленика закрыла глаза, тяжело дыша, чтобы хоть на миг забыть о том, насколько близко они стоят. Потому что иначе все мысли вылетали из головы. Потому что иначе она забывала, что перед ней враг, и хотела верить каждому его слову.
— Эти напыщенные лорды — моя семья, среди которой я выросла. Они не только мои подданные, но и люди, которые всегда поддерживали моего отца. И я не смогла бы убить их за непослушание. Ведь я — не монстр.
— А меня убить вы, значит, вполне смогли, — закончил князь, и губы его вытянулись в одну саркастическую линию. — Что ж, приятно знать.
— А вы мне — никто! — почти выкрикнула она, — не семья, не друг, не знакомый. Вы — мой враг! И мой долг — избавить от вас свою родину! Это новость для вас?
Дариэн отстранился от девушки, будто получил пощечину. Его лицо превратилось в невозмутимую маску, только янтарные глаза леденели, становясь все темнее.
— Это все, что вы хотели мне сказать? — холодно спросил он.
Эленика сглотнула комок в горле. Сердце начало нестерпимо болеть, будто она говорила что-то ужасное самой себе.