Мой крылатый кошмар
Шрифт:
«Что-то знакомое. Это какое-то дерево. Но какое?»
Название вертелось на языке, и я наверняка бы вспомнила, но подумать об этом не успела, внезапно ощутив на себе чей-то пристальный взгляд. Быстро обернулась, но так и не нашла того, кто на меня смотрел.
Куратор Кайни уже сбежала, да и ректора нигде видно не было. Преподавательский состав давно разошелся, а студенты огромной гомонящей толпой двигались к выходам.
«Странно».
– Ты чего? – спросила Дженни, заметив мое замешательство.
– Ничего, – пробормотала я, – показалось.
– Что показалось?
– Неважно. Пошли быстрее, а то придется толкаться в общей массе. Ты не знаешь, где у нас будет общее собрание?
– Как всегда, аудитория сто двенадцать.
– Точно, – усмехнулась я.
Выходя первой, подруга с любопытством покосилась на меня.
– Чего? – не выдержала я.
– А говорила, что вы просто друзья, – хмыкнула она.
– О чем это ты?
– Ты и Оуин. Ты же подарила ему цветок.
– Это не я, – буркнула я и быстро зашагала вперед, так что подруга с трудом за мной поспевала.
– Ну конечно, это твоя магия. Сначала Иргара забросала цветами, потом этими же цветами едва не задушила Юджинию…
– Не преувеличивай.
– А теперь и Оуина одарила веточкой. Тебе не кажется это странным?
– Разберешься – расскажешь, а по мне это просто глупости, и все тут. Ничего необычного и особенного.
– Не скажи… – протянула подруга.
Я резко остановилась и обернулась, возмущенно уставившись на нее.
– Мне кажется, что ты слишком зациклилась на моей жизни, Дженни.
– Подумаешь, – отводя глаза, пробормотала она.
Мы с Дженни одними из первых попали в аудиторию, поэтому и места успели выбрать самые удачные – на последнем ряду у окна. Вид оттуда открывался потрясающий: заснеженные горы с острыми пиками вершин, густые облака и желтый круг солнца, который медленно полз по небосводу. Рассветы и закаты в этом месте выглядели просто потрясающе.
Я не была отличницей, как, например, Сибилл или Эверика, которые всегда и во всем стремились быть первыми. Сидели на первых партах, тянули руки, знали ответы на все вопросы и все время мелькали перед глазами. И вели себя они идеально, в связи с чем преподаватели ставили девушек нам в пример. Они искренне радовались своим победам и рыдали над плохой оценкой, которую тут же стремились исправить. Моя старшая сестра Дария (та самая непревзойденная стихийница) мало чем от них отличалась, будучи активисткой, лучшей ученицей, правильной до мозга костей, одним словом, гордостью семьи.
Я никогда к этому не стремилась. Зачем? Да, учила, да, знала, но без фанатизма. Я искренне считала, что не в оценках дело, а прожить можно и без всеобщего признания, главное – оставаться собой. Поэтому была середнячком и гордилась этим. Никуда не лезла, ни с кем не соревновалась, никому не мешала. Во всяком случае, я так думала.
– Еще раз добрый день, девушки, – произнесла Ребекка Кайни, входя в аудиторию с пухлой пачкой в руках. – Без лишних разговоров начнем распределение. Вы уже выпускницы, четвертый курс, поздравляю.
Куратор встала за трибуну и быстро начала называть одно имя за другим. Услышав свое имя, целительница поднималась, подходила к трибуне, брала листок и возвращалась на место. Это было короткое досье на будущего напарника и список занятий и экзаменов на месяц. Оценку мы получали общую, одну на двоих, поэтому взаимодействие с напарником следовало наладить. Кстати, Зейну в первый год я хорошенько подпортила средний балл.
Время шло, а наши имена так и не называли, хотя обычно мы с Дженни находились в первых рядах. Непонятная тревога становилась все сильнее и сильнее.
– Зря ты нервничаешь, Кайни тебя специально изводит. До сих пор не может забыть твою выходку с цветами, – проговорила подруга, заметив мое волнение. – Подуется и перестанет.
– Угу.
– Дженнерва Уилрон! – громко объявила куратор, наконец поднимая на нас глаза.
А они у Кайни были красивыми. Вообще выглядела профессор довольно непримечательно: невысокая, худенькая, со светло-русыми волосами, которые собирала в небрежный пучок, и невыразительными чертами лица. Но глаза… ярко-бирюзовые, как море, даром которого она обладала.
Но сейчас взгляд куратора мне совсем не понравился. За эти годы я успела изучить ее привычки и поведение. И в этот миг ничуть не сомневалась: Ребекка Кайни что-то задумала.
А Дженни уже спустилась вниз, с улыбкой взяла бумажку и повернулась ко мне, всем видом давая понять, что все отлично. Даже подмигнула. Но, сделав пару шагов вперед, подруга наконец прочитала имя своего напарника, и ее настроение резко изменилось. Она побледнела, улыбка увяла, а в глазах, которые Дженни на меня подняла, светилась искренняя растерянность.
Мое сердце ухнуло вниз. Куда-то в район желудка.
«Нет, этого не может быть!»
– Ивилин Торбург!
Меня назвали последней. Я медленно направилась вниз, провожаемая взглядами своих сокурсниц. Наблюдала за мной и Кайни. Пристально и со странной усмешкой в глазах.
Где-то на середине пути мы пересеклись с Дженни.
– Прости, – прошептала она.
Я лишь кивнула.
Уже знала, чье имя увижу на листке, но боялась поверить.
«Куратор не могла так поступить! Просто не могла! Это нечестно!» – билось в мозгу.
– А вот и твой азгар, – с улыбкой произнесла женщина, протягивая мне листок.
– Спасибо.
Опустив взгляд, я тут же нашла строчку с именем своего напарника.
«Айран Иргар! Проклятье!»
4
– Все получили данные о своем напарнике? – громко спросила куратор, потеряв ко мне всякий интерес. – Никого не забыли? Помните, что от этого месяца зависит многое.
А я так и продолжила стоять у трибуны, сжимая листок в руке и пытаясь успокоиться.