Мой любимый – муж сестры
Шрифт:
Я иду последней. При виде меня весь присутствующий административный состав – завуч, директриса и школьный психолог синхронно издают тяжкий вздох. В комнате душно и словно наэлектризовано. Мне хочется нервно сглотнуть, но сушняк, зараза.
Вот блин, а ведь ещё вчера я знала истинное значение этого состояния лишь по рассказам…
– Ну а с тобой-то что делать, Крылова? – первой нарушает звенящую тишину завуч.
Директриса бросает на неё раздражённый взгляд и зажимает виски пальцами.
– Елена Викторовна, Наталья Сергеевна, вы идите пока… Я сама поговорю с Вероникой. Если что, я вас
Но даже оставшись с директрисой наедине, мы молчим. Как будто не коллективную пьянку обсуждать собрались, а, как минимум, убийство!
За этой дурацкой мыслью неожиданно мелькает другая – а что, если я реально этого Тарасова вчера… Ну, это… Прибила?
Не выдерживаю, прыскаю со смеху. Тут же до смерти пугаюсь, аж ладони взмокают, но, вместо того чтобы прижухнуть, начинаю вдруг хрюкать ещё больше, пока, наконец, не складываюсь пополам от смеха. И не могу остановиться.
Никогда за все девять лет школы меня не вызывали к директору. Ни разу не отчитывали и даже просто не упрекали в ненадлежащем поведении. Наоборот, негласно ставили в пример и доверяли любые, даже самые ответственные мероприятия… И тут вдруг я на остаюсь «на сладенькое» в глобальной разборке. И это после того, как буквально вчера после уроков мы столкнулись с ней в гардеробе, и директриса, доверительно понизив голос сообщила: «Ника, у нас всё как договаривались. Теперь, главное, ты не подведи…»
Ох, бли-и-ин…
Всё-таки замолкаю, а глаза стремительно наполняются слезами. Как это всё вообще могло случиться со мной? Не понимаю. Какой-то дурной, позорный сон.
– Так, ладно, – тряхнув головой, поднимается из-за стола директриса, открывает окно на проветривание, – с тобой давай сразу к делу. Конкретно, по существу и, главное, правду – что там с Тарасовым?
Поднимаю на неё испуганный взгляд, а что ответить – не знаю.
– Ну? Говори, чего уж теперь. Вопрос, знаешь, ли, очень серьёзный. Даже серьёзнее, чем ты можешь себе представить. Ты и твоя сестра.
Ну всё. Теперь я вообще не знаю, что сказать. А директриса смотрит и ждёт.
– Ну? Говори, говори.
Жму плечами.
– Ничего. Нормально всё с… с Тарасовым.
– А с тобой?
Снова жму плечами.
– И со мной.
– Нормально значит? Хмм… А как понимать тогда визит твоей сестры сюда, к нам?
А я знаю? Для меня её визит вообще новость. Её обычно из офиса от звонка до звонка не выдернуть.
– Послушай, Вероника, – понижает голос директриса, – давай начистоту: то, что вы там все вчера напились, это отдельная тема и разбираться, соответственно, будет отдельно. А вот обвинение в изнасиловании – это серьёзно. И кроме ответственности самого Тарасова, если он, конечно, действительно это сделал, есть ещё и твоя ответственность в виде ложного обвинения, если ты, вдруг, что-то… напутала. Поэтому объясни мне, пожалуйста, ты, что там у вас вчера случилось, потому что Мария, как мне показалось, и сама толком ничего не знает, но настроена при этом весьма решительно. Решительно наломать дров, я бы сказала. А мне нужна правда.
У меня звёздочки перед глазами от ужаса и духоты. И «тюк-тюк-тюк» – молоточки по мозгам. Какое ещё изнасилование? Разве… Да нет. Ну нет, я… Разве я могла бы такое забыть? Или не почувствовать? Ну, с утра?..
А в голове между тем начинают мелькать какие-то воспоминания, но настолько зыбкие, что… Ночь, машина, фонари уличного освещения – мелькают и убаюкивают… И Тарасов. Да, там точно был Тарасов, но…
– Ну?! – повышает голос директриса. – Чего ты мне тут интригу разводишь? Нашла время и место. Было что-то или нет? Правду, Вероника. Покрывать никого не надо, но и наговаривать – тоже! Было или нет?
– Н… нет. Ничего такого.
И она словно этих слов и ждала, подлетела ко мне, словно спущенная пружина, вознесла руки над моей головой – то ли взывая к небесам, то ли в порыве придушить:
– Тогда какого рожна вы тут с твоей сестрицей устраиваете?! Это что вообще? Что за глупые угрозы или как это вообще назвать-то, я даже не знаю! Вы что, вообще не соображаете, что делаете? И ладно бы кто другой ещё, но вы! ВЫ! Вы, которые прямо сейчас у меня тут на птичьих правах находитесь! Исключительно благодаря моему к вам доверию и глубочайшему уважению к… к… – трясёт растопыренной ладонью, указывая куда-то в потолок, но я понимаю, что она имеет в виду Машкиного Саню. – Как это вообще, я не понимаю! И ладно бы действительно был повод, но вот так просто оболгать парня… Зачем, Крылова? Чего вы этим добиваетесь, я не пойму?!
Я молчу, она орёт. Нет, ну не то, чтобы орёт, так-то пытается говорить потише, аж хрипит придушенно, но от этого мне только ещё страшнее становится.
– В общем так, Крылова. Я когда в одиннадцатый класс без должного оформления тебя брала, я пошла тебе навстречу. Тебе бумажка за десятый класс для этого твоего лагеря нужна была, и я тебе её авансом выписала с одним лишь условием: что это нигде не всплывёт, и что ты в первом же полугодии этого года закроешь аттестацию за десятый класс, так?
Киваю, с ужасом понимая, что директриса сейчас в таком гневе, что вполне может просто отправить меня обратно в родной десятый – и это в лучшем случае. А в худшем – выпереть на хрен из школы с аттестатом за девятый, и всё. Формально будет права. Официально экстернат у меня ещё не оформлен, это планировалось сделать задним числом, после возвращения из лагеря. А поэтому и в одиннадцатом я сейчас как бы нелегитимно. Такие у них там, в комобре, схемы «для своих». И тем опаснее теперь моё положение, что Машка рассталась с Саней.
– Но ведь аттестация до конца декабря закрывается, – лепечу я. – У меня ещё три недели есть. Вы же сами вчера сказали, что у нас всё в силе. Но сама я давно готова, Анна Сергеевна! Хоть сегодня всё сдам, правда!
– Нет, вы посмотрите, готова она! – всплескивает руками директриса. – А как быть с тем, что ни одна живая душа узнать не должна была? Но теперь, мне, видите ли, пересказывают сплетни, что у Крыловой, якобы, крыша в комобре есть! Это как прикажешь понимать, а? Под монастырь меня подвести хотите? Да мне, если хочешь знать, безопаснее всего распрощаться с тобой прямо сейчас! Хочешь, в колледж иди, хочешь в другую школу поступай, хочешь на экстернат оформляйся, но, тоже, в другую школу! А мне ваши семейные странности вот уже где! – режет ладонью по шее.