Мой любимый (не) медведь
Шрифт:
— Мудрое решение.
Мы проходим на кухню, Саша сразу сажает меня за барную стойку. Вот кухня мне нравится, большая, уютная и светлая. Потапов ставит чайник и открывает холодильник.
— Может чего поесть хочешь? У меня манго есть. И кокос, кстати. Хотя они оба застревают в зубах.
— Если нарезать манго маленькими ломтиками, ничего не застревает. Я сладенького хочу перед диетой. Тортика никакого нет?
— Запеканка творожная, будешь?
— Фу, терпеть не могу. Тогда давай
— Железная женская логика.
— Ну да, а точнее ее полное отсутствие.
— Голубцы, селедка под шубой?
— С ума сойти. Ты что это сам готовил?
— Нет, конечно. Женщина одна мне готовит три раза в неделю. Не ревнуй, ей лет семьдесят. Она так подрабатывает.
— Мне пока рано ревновать. Давай селедку.
Как все это можно охарактеризовать? Правильно-дурдом. Я сижу на кухне почти у незнакомого мужчины и ем селедку под шубой. Докатилась. Шаверма, а потом селедка. Супер. Кажется, меня скоро пронесет, ну хоть схудну немножко. Главное до дома успеть.
— Зачем тебе диета?
— Чтобы пузо убрать.
— У тебя нет никакого пуза.
— Скоро будет.
— Достаточно просто упражнений, а не сидеть на кефире и воде. Вы же так бабы любите. Никакого ума.
— Ага. Вот завтра и запишусь на фитнес. Не бойся, на воде сидеть не буду. Не смогу. А сладенькое все-таки что-нибудь есть?
— Варенье малиновое подойдет?
— Малиновое варенье. Ты прикалываешься что ли? Это еще хуже кокоса. Ладно, давай чашечку кофе с сахаром.
Саша сыплет в чашки растворимый кофе, добавляет сахар и заливает кипятком.
— Пойдем в гостиную. — Потапов прихватывает чашки с кофе и несет в комнату. Ставит на журнальный столик и долго на меня смотрит.
— Что?
— Ничего. Мне тебя жутко захотелось трахнуть на этом коврике прямо сейчас. Скорее бы неделя прошла.
— Медвежачий коврик и вправду милый, но я не собираюсь на нем трахаться. Ни сейчас, ни через неделю. И вообще, не наглей.
— Ладно. Обещал не трогать неделю, значит не буду. Только давай на коврике кофе выпьем. Я камин включу.
— За окном двадцать три градуса. Какой к черту камин?
— Да, ты права. Тогда просто посидим. Не отказывайся, пожалуйста.
— Ты сейчас такой душка, что не откажусь.
Я снова в платье и это чертовски неудобно садиться на ковер и пить кофе. Но все же обижать Потапова мне почему-то не хочется. Я сажусь полубоком, облокотившись одной рукой на ковер, в другой держу чашку. В который раз замечаю, что Потапов очень симпатичный мужчина. Есть в нем что-то такое, что цепляет, хотя до стандартов красоты ему далеко.
— А почему все же клубы?
— Так карты легли. Я когда из армии пришел ни кола, ни двора. Одна бабушка осталась в полуразваленном доме.
— Понятно. Ты сказал одна бабушка осталась. Это ты от нее тогда ехал?
— Да. Не хочет никак переезжать. Я ее итак и этак. Упрямая. Еле-еле упросил хоть чуточку дом отремонтировать. Гонит всех мастеров, как только видит. Ей уже семьдесят семь лет, а она по-прежнему на огороде целый день, еще и продает свой урожай. Как приезжаю, так все мои деньги лежат в полке. Вот как, по-твоему, ее заставить жить хоть последние годы нормально?
— Наверное, уже никак. Они так устроены. А почему самоед? — Венц кладет свою милую медвежью мордашку мне на ногу.
— Я его не выбирал. Для меня собака весьма болезненная тема. Мне ее друзья подарили чуть меньше месяца назад. Не могу же я ее вернуть. Пока вся эта дребедень с прививками и прочим, я не могу ее выгуливать, а он ссыт, сученыш, куда не просят. Хоть всю квартиру пеленками обложи.
— Ясно. Ничего, скоро подрастет, и снова вернешь ковер в спальню. Да, малыш? И никакой он не Венцеслав. Ужасное имя, а он красавчик.
— Весь в хозяина. Но так было написано в документах. А тебе какое имя нравится?
— Любое, но только не это. Хотя если его называть Венечка или Венька, то так очень даже ничего.
— Я подумаю. — Саша забирает у меня пустую чашку и ставит на пол. Кидает собаке игрушку, а сам валит меня на ковер.
— Саша!
— Я ж не трахаться, просто позажимать и поцеловать.
— Я селедку ела.
— А я лук в шаверме. И ты, кстати, тоже. Все путем. — И смех и грех. Саша наклоняется ко мне и тянется к губам. Как только прикасается, я перемещаю одну руку, и тут до меня доходит. Отталкиваю Потапова от себя.
— Ну я же почти без рук, что не так?
— С прискорбием сообщаю, что я с рукой.
— В смысле?
— В прямом. У тебя медвежачий коврик немного мокроват, и моя рука тоже. Нюхать тебе ее не предлагаю. А вот в ванную меня веди.
— Вот же сученыш, убью! — Потапов вскакивает с пола, хватает газету и начинает замахиваться на собаку.
— Саша, успокойся. Он не понимает за что ты его ругаешь. Это же случилось не сейчас. Отведи меня просто в ванную, пожалуйста.
— Прости. Может ты и права.