Мой любимый пианист
Шрифт:
Вскоре он достиг нужного поворота. До дома оставалось совсем немного.
Хотя Роки-Крик никогда не был его домом.
Николас родился и рос в Сиднее. Город служил ему напоминанием о краткой интрижке между его сорокалетней матерью, работавшей в то время в гардеробе в Оперном театре, и заезжим шведским стюардом, у которого дома осталась жена с детьми, а вечная жажда приключений не ослабевала с годами.
Однажды его блуждающий взгляд упал на Маделин Дюпре, которая в свои сорок лет оставалась весьма привлекательной женщиной. Былые неудачи в области взаимоотношений заставили ее с некоторым недоверием относиться ко всем представителям противоположного пола. В поведении мадам Дюпре
Уволившись с работы из-за беременности, она стала зарабатывать на жизнь шитьем. Так можно было оставаться дома и присматривать за сыном. Ей хватило предусмотрительности пять лет назад купить в кредит небольшой домик в пригороде Сарри-Хиллз. Это приобретение опустошило все ее счета, зато придало чувство безопасности, надежности. Маделин была особенно рада ему теперь, когда у нее появился ребенок.
Но Сидней — не самый лучший город для одинокой женщины. Родители мисс Дюпре давно скончались, а единственный брат переехал в Западную Австралию, где нашел работу, и не слишком часто виделся с сестрой. Единственное, что у нее было в жизни, — это сын.
Когда Николасу было одиннадцать— а в это время его с каждым днем было все сложнее контролировать, — она сшила платье для сестры одной из своих постоянных клиенток, которая приехала в гости из маленького городка на северном побережье. Из Роки-Крик.
— Ах, если бы только у нас в городе была такая замечательная портниха, как вы! — вздыхала женщина. — Она бы не сидела без работы, это точно.
Маделин и сама уже не раз задумывалась о том, чтобы переехать из большого города в какое-нибудь спокойное местечко, но до сих пор никак не могла решиться на такие перемены. Она родилась в Сиднее и не знала другой жизни. Но проблемы, которые у нее начались с Николасом — тот как раз связался с бандой парней, которые по ночам громили все подряд, — заставили женщину подумать еще раз.
Убедившись, что в Роки-Крик она сможет купить себе дом всего лишь за половину стоимости ее здешнего жилья, Маделин решилась рискнуть и уехала из Сиднея.
Николас был в ярости. Он был типичным городским мальчиком, и ему не хотелось торчать где-то на окраинах страны. Ник не желал ходить в школу, где будет учиться от силы шестьдесят человек. Он жаловался, капризничал, скандалил — но все напрасно.
Это продолжалось до тех пор, пока в его жизни не появились миссис Джонсон и пианино.
Учительница музыки была старой девой и не имела детей. Она жила в небольшом коттедже неподалеку от того дома, который купила Маделин, зарабатывала на жизнь тем, что давала частные уроки музыки, и, по слухам, когда-то была известной пианисткой. Очевидно, вмешалась судьба — окно комнаты, где она обычно играла, находилось как раз напротив спальни Николаса. Он не мог не слышать музыку.
Мальчик наслаждался звуками пианино. Однажды — Нику едва исполнилось двенадцать — он не сумел противостоять притяжению музыки и спросил мать, нельзя ли ему учиться играть на пианино.
Несмотря на нехватку средств, обрадованная Маделин Дюпре быстро договорилась обо всем с миссис Джонсон. Та согласилась учить Николаса бесплатно, если портниха пообещает ей сшить новое платье, когда понадобится. Что до покупки пианино — миссис Джонсон разрешила мальчику заниматься у нее дома, когда никто не играл. Осознав, что ей в руки свалился настоящий бриллиант, учительница даже дала ему ключ от входной двери, чтобы Ник мог заниматься по вечерам, пока она играет в бридж.
Вскоре Николас все свое свободное время проводил за пианино. Он забросил свои домашние задания в школе, зато преуспел в музыке. В пятнадцать лет Ник уже окончил семь классов с отличием, а в семнадцать получил свой первый диплом. В выпускном классе Николас выиграл стипендию в Сиднейскую консерваторию.
Миссис Джонсон очень гордилась своим учеником — как и его мать. Но всем остальным в Роки-Крик до этого не было ровно никакого дела. Почему? Потому что Ник был изгоем, чужаком.
Серина была единственной девушкой, с которой он разговаривал.
Ну вот, снова Серина…
Николас сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Еще неизвестно, кто из них кого соблазнил в первый раз. Серина призналась потом, что влюбилась в него в тот день, когда они впервые встретились, — Нику было двенадцать, а ей девять. Девушка рассказала ему позже, что специально договорилась так, чтобы заниматься сразу после него. Она приходила пораньше и сидела в гостиной миссис Джонсон, слушая, как мальчик играет. Николас тогда не обращал на нее ни малейшего внимания. Постепенно они начали общаться, и, в конце концов, юноша стал с нетерпением ждать этих вечерних бесед. Однажды миссис Джонсон предложила им разучить пьесу в четыре руки, которая впоследствии была исполнена на ежегодном празднестве Роки-Крик и удостоилась бурных оваций.
Серина во многом уступала Николасу, но все же была весьма одаренной пианисткой. Неудивительно, что ее дочь теперь тоже занимается музыкой. Фелисити брала уроки у миссис Джонсон. Ей должно быть уже около ста лет!
Ну, больше восьмидесяти — это точно. Двадцать пять лет назад учительнице было около шестидесяти — или, по крайней мере, так одно время думал Николас. В конце концов, когда ты молод, любой человек, которому за сорок, кажется стариком.
И вот теперь ему самому сорок. Годы действительно летят вперед… как и эта чертова дорога!
Этот городок всегда был очень красивым местом, даже Ник это признавал, и был удобно расположен, всего в получасе езды от Порт-Макуайр. Но Роки-Крик был слишком маленьким — по мнению Ника. Ограниченный как в размерах, так и в образе мыслей населения. Все знали все обо всех. Николас это просто ненавидел. Он любил уединение, полную неизвестность, даже анонимность, которую могли обеспечить только большие города вроде Нью-Йорка или Лондона. Не говоря уже о широком выборе развлечений.
«Так что ты делаешь здесь, Николас?» — пришла в голову непрошеная мысль.
«Вряд ли Серина по-прежнему влюблена в тебя, и она ни за что на свете не уедет отсюда с тобой. Никогда. Ты и сам это знаешь, — сказал себе мужчина. — Она часть этого общества, как и ее дочь. Ты зря теряешь время».
Правда, как всегда, имела горький привкус. Но ее пришлось проглотить. Почему ему так хотелось остаться с Сериной наедине сегодня? Потому что он должен побыть с ней еще раз.
Николас взглянул на свою левую руку, без большого пальца, покрытую шрамами, и вспомнил, каково было пытаться принять тот факт, что ему больше никогда не суждено играть на пианино. Это было время отчаяния. Но в конце концов пришлось смириться с этим, так как есть вещи, которые нельзя изменить. Нельзя отрастить еще один палец.