Мой любимый шут

Семироль Анна

Эхо шагов за спиной. Спустя секунды моё плечо стиснула крепкая сильная рука.

— Марго, ну-ка стой!

Дёрнулась — безрезультатно. Ладно. Стою. Повернулась. К обороне готова.

— Ну? — кидаю ему в лицо дерзкое.

— Что «ну»? — опешил Шут.

— Говори давай. Что там у тебя осталось в арсенале аргументов?

Пальцы на моём плече разжались. Вот так-то. Не всё вам хватать, голубчики.

— Маргарита, что ты вытворяешь?

Ага, присмирел! Щас я тебе всё выскажу.

— Нечего больше сказать? Замечательно! Вали в свой

сраный дворец и продолжай служить — у тебя отлично получается! А я остаюсь! Ты действительно шут — гороховый! С тобой никогда нельзя быть серьёзной! Ты всё втаптываешь в фарс! И любить ты не способен, клоун дешёвый! Иди к черту!!!

Было до одури приятно видеть в его обычно спокойных глазах какое-то подобие испуга. С трудом совладала с собой, чтобы не наговорить новых гадостей. Вдохнула-выдохнула-замолчала. Морщась от боли в ноге, поковыляла вверх по улице к дому.

Жуткий грохот бьющегося стекла заставил остановиться и обернуться. То, что прежде было огромной застеклённой витриной одного из магазинов одежды, с торжественной медлительностью распадалось на мелкие осколки и осыпалось на мостовую. В свет фонарей стекляшки феерически блестели и переливались. Шут, взъерошенный и полный решимости, взирал на дело рук своих — равно как и я.

Щёлкнула задвижка раскрываемого окна, и кто-то закричал в ночь завидным контральто:

— Стра-аааааа-жааааааааа!!!

Шут повернулся ко мне. Помедлил и бросил коротко:

— Ну?..

— Что «ну»? — невольно передразнила его я, — Сматываемся!

Взявшись за руки, мы помчались прочь. Я даже про подвёрнутую ногу позабыла — так стало вдруг весело. Мы неслись вприпрыжку по спящей улице, выбивая дробь по сонной мостовой, и довольно хохотали. Ничто так не роднит людей, как разрешившийся скандал!

Добежали до дома в считанные минуты. Прыгая через ступеньку, поднялись на мой этаж. Остановились у дверей, тяжело, возбуждённо дыша. Я захлопала по карманам.

— Я забыла ключи, — сообщила жалобно.

— Что делать будем? — вкрадчиво прошептал Шут, прижимая меня к шершавой стене и покусывая за ухо.

Помучить его немножко? Пожалуй, стоит…

— Будить маму! — ответила я и коварно нажала кнопку звонка.

Шут отпрянул с тоскливым вздохом. За дверью зашлёпали тапочки, и мамин голос сонно произнёс:

— Кто это?

— Я, мамуль…

Далее последовали короткие фразы в духе «Привет, мам, это Шут, мы спать, утром поговорим», и я увлекла Шута за руку в свою комнату. Повозились, расстёгивая друг на друге и стягивая одежду, и нырнули в тёплые недра моей постели. Сплетались животами руки, губы лёгкими ночными мотыльками по телам разгорячённым мелькали, ласки лились мёдом из бездонной кружки…

Расслабленная, прислушивалась к дыханию засыпающего Шута. Что-то толкнуло спросить:

— А что вдруг заставило тебя купить столько апельсинов?

— Там… в кармане… — пробормотал мой любимый Шут сквозь сон.

Протянула руку к висящей на спинке стула возле кровати куртке, залезла в карман. Чуткие пальцы нащупали

три маленьких шарика скомканных салфеток. Не стала вынимать — и так поняла.

* * *

А через три недели наш городок словно упаковали в коробку с белой, пушистой ватой — наступила зима. Как-то сразу, без неустойчиво-плаксивого снегодождя и порывов сырого предзимнего ветра, без крошева ледяных осколков, образующихся на лужах к полудню. Будто кто-то взмахнул волшебной палочкой, даря сказку всем одномоментно.

Наверное, мы все это заслужили, думала я, спеша утром на работу. Все, наверное, так хорошо себя вели в последнее время, что неизвестный мне Главный Волшебник Страны решил не мучить сограждан капризами межсезонья. Эх, красота! Люблю свой город — он под снегом становится совершенно игрушечным, хрупким, нереальным. Кажется тронь — зазвенит тоненько и неподражаемо…

В спину ткнулся снежок. Вернее, не в спину, а пониже спины. Я остановилась, оглянулась, и тут же получила очередным снежком по шапке. Охнула, села в снег у обочины. Следующий «снаряд» больно ударил в плечо. Закрылась руками, боясь получить ещё и в лицо. В висках пульсировало: господи, ну кто ж такой обормот?! Матом бы его, да на территории Дворца ругаться строго запрещено.

— Вставай! — услышала смутно-знакомый голос, — Встать, говорю!

Взглянула сквозь пальцы — Мартин! Довольный, весь из себя… Ещё один снежок лепит. Замахнулся…

— Не надо! — крикнула я умоляюще, но опоздала.

Холодом обдало ладони, снег посыпался в рукава. Я по-настоящему испугалась. Что я против принца? «А ведь он так и забить может» — мелькнуло в голове.

— Глухая? — издевательски прокричал Мартин над ухом, — Встать, когда к тебе Наследник обращается!

Путаясь в длинной тёплой юбке и натягивая на уши подобранную шапку, я спешила подняться. Март стоял рядом и подгонял меня окриками.

— Кошмар какой! Где воспитывали такую медлительную и непочтительную челядь? Да тебе даже черепах пасти доверить нельзя! Спит на ходу, еле шевелится!

Встала, поспешно отряхнулась от снега, выпрямилась. Мартин больно взял меня за подбородок холодными пальцами.

— Ну, на меня смотреть! — рявкнул принц.

Наверное, так смотрят кролики на удавов, думала я, беспомощно моргая под взглядом презрительных серых, как сталь, глаз. Меня колотило — не то от холода, не то от страха перед чем-то неясным. Кажется, я ещё и зубами стучала.

— Это ты — Маргарита? — спросил Март.

Я с трудом кивнула. Принц ухмыльнулся.

— Чёрт, представлял тебя хоть немного поинтереснее. Деревня деревней. Вот что, девка, тебе тут больше не работать.

«Почему?» — хотелось прошептать мне, но не было сил даже на это. Властям не задают вопросов.

— Я тут сделал вывод, что ленивее и бесполезнее тебя во всём Дворце нет никого. Решил подсократить штаты. Иди в бухгалтерию, пиши заявление об уходе.

Пальцы принца разжались. Я плюхнулась в снег снова: ноги не держали.