Мой любовник
Шрифт:
Дворецкий демонстративно сделал шаг назад. — Предупреждение, если не возражаете.
– Поразите меня.
– Не поднимайтесь на третий этаж.
Ну, это не то чтобы приглашение… и реплика была взята словно прямо из фильма «Крик».
– Договорились. Обещаю.
Дворецкий пошел по коридору и Грег высунулся из-за двери, знаком призывая свою делегацию. Когда Холли вылезла из фургона, две ее груди четвертого размера подпрыгнули под футболкой, а ее Севенс[22] с настолько низкой посадкой открывали вид на ее плоский, загорелый живот. Он нанял ее не
Стэн открыл боковую дверь фургончика и вышел, сильно щурясь и откидывая свои длинные, беспорядочно торчащие во все стороны лохмы. Находящийся постоянно под кайфом, он идеально подходил для этого рода работы: спец в технике, но легкий в подчинении, когда получал приказы. Последнее, что Грегу хотелось — это артист, управляющий объективом фотокамеры.
– Несите багаж, — крикнул им Грег.
Что было кодовым сигналом, тащить не только чемоданы со своим шмотьем, но и с кое-каким оборудованием.
И это было не первым изречением подобного рода.
Когда он нырнул обратно в дом, съехавшая парочка, как раз проезжала мимо них в своем кабриолете Sebring. Парень, засмотрелся на Холли, и поколесил в сторону фургона, а не туда куда собирался.
Она всегда производила на мужчин такой эффект. Еще одна причина держать ее при себе.
Это плюс, и у нее не было никаких проблем со случайным сексом.
Грег зашел в гостиную и медленно осмотрелся. Масляные картины были музейного качества, ковры — персидскими. Повсюду расставлены серебряные канделябры, а вся мебель была изготовлена в двадцать первом или в двадцатом, а возможно даже и в девятнадцатом веке.
Журналист в нем встрепенулся и закричал. В и Bs [23] уровни, не были подготовлены к подобному. Здесь явно что-то происходит.
Или это легенда о Элае склоняла чертово множество голов каждую ночь на эти подушки.
Грег подошел к самому миниатюрному портрету. На нем был изображен молодой человек лет двадцати. Портрет был написан в другом времени и другом месте. Он сидел на жестком стуле, положив ногу на ногу, его элегантные руки были сложены на одной стороне. Темные волосы зачесаны назад и завязаны лентой, открывая красивое лицо. Одежда была… Ну, Грег не был историком, так что хрен его знает, но она была точь-в-точь такой же, как и одежка, что носил Джордж Вашингтон и его род.
«Это Элай Рэтбоун», подумал Грег. Скрытный аболиционист[24], всегда поощряющий тех, кто шел его путем… человек, который умер, защищая отстаиваемые интересы до того, как пустил корни на Севере… герой, спасший многих, чтобы быть казненным в расцвете сил.
Это был их призрак.
Грег сделал пальцами рамку и прошелся по комнате, прежде чем нацелиться на это лицо.
– Это он? — раздался позади него голос Холли. — Это действительно он?
Грег сиял, оглянувшись через плечо, его тело покалывало. —
– Он… великолепен.
И здесь была его предыстория и его дом и все те люди, которые покинули это место, рассказывая о призраках.
К черту это путешествие в Атланту в этот дурдом. Их следующий прямой эфир будет прямо тут.
– Я хочу, чтобы ты поработала над дворецким, — тихо произнес Грег. — Ты поняла, о чем я. Я хочу доступ ко всему.
– Я не собираюсь с ним спать. Я завязала с некрофилией, а этот старше самого Господа Бога.
– Разве я просил тебя ложиться под него? Есть и другие способы. У тебя есть сегодня и завтра. Я хочу здесь сделать спецвыпуск.
– Ты имеешь в виду…
– Мы будем в прямом эфире здесь в течении всех десяти дней. — Он направился к окнам, выходящим на аллеи с деревьями, скрипя половицами при каждом шаге, что он делал.
«Дневные премии «Эмми»[25], а вот и мы», — подумал Грег.
Зашибенное совершенство.
ГЛАВА 10
Джон Мэтью проснулся с рукой на своем члене. Вернее, почти проснулся. Однако то, что оказалось в его ладони, было в полной боевой готовности.
В его затуманенный мозг ворвались образы его и Хекс… Он видел их на ее кровати в том подвальчике: обнаженных — она широко разводит ноги и оседлывает его бедра, он протягивает руку и ласкает ее грудь. Ей хорошо и комфортно, сидя сверху на нем. Ее жаркий и сочащийся влагой центр находится прямо напротив его эрекции, затем ее мощное тело выгибается, потираясь о то, что причиняет ему сильную боль от нетерпения проникнуть в нее. Испытывая жажду оказаться внутри нее. Потребность оставить что-то после себя.
Ему было необходимо оттрахать ее.
Инстинкт непреодолимо принуждал его овладеть ею… и все же его совесть покалывало, когда он сел и втянул один ее сосок себе в рот. Когда он пропустил ее плоть между своих губ, посасывая, облизывая языком и пощипывая с такой нежностью, он знал, что это не реально — и даже фантазировать о таком было неправильно. Это было нечестно по отношению к ее памяти, и все же, представляя эту картину, он ритмично водил своей ладонью вверх-вниз, усиливая давление… а этот момент был слишком ярким и возбуждающим, чтобы повернуть его вспять.
Пути назад не было.
Джон представил, как перекатывает ее на спину и нависает над ней, глядя сверху в ее темно-серые глаза. Ее бедра разведены по обе стороны от его бедер, ее плоть готова к тому, что он хотел ей дать, ее запах дразнил его ноздри, в то время, как всем, что он знал, была она.
Проведя ладонями по ее грудям вниз к животу, он поражался тому, насколько были совместимы их тела. По сравнению с ним, она была меньше, но все же их мышцы были твердыми и подтянутыми, готовые к использованию, становясь каменными, как кость, когда они были поглощены друг другом. Ему нравилось, насколько она была твердой под своей мягкой, шелковистой кожей, нравилась ее сила, ее жесткость…