Мой-мой
Шрифт:
Теперь же мне хочется разгадать загадку Веры, и я звоню, ничего заранее не объясняя Гадаски. Вера дома, в гостях у нее подруга, и они согласны пойти с нами, не трудно угадать – куда. В "Челюсти". Я говорю, что буду с другом из Лондона, с фотографом. Вера заинтригована.
В "Челюстях" я вижу знакомых – школьную подругу моей бывшей жены Машу. Она – дочь известного питерского художника Валерия Лукки, смесь карело-финского папы с мамой-узбечкой. Маша делает что-то для театра. Она сидит за столом с тремя мужиками – художниками сцены. Раньше,
С женщинами после тридцати я предпочитаю не связываться после своего недавнего опыта с Ренатой, чиновницей австрийского министерства культуры, хотя зарекаться не буду. Рената заметила меня на вернисаже в одной из престижных галерей в первом районе города Вены. Ее удивило то, что со мной было много людей, и что я многих из публики знал. А еще то, как я себя вел. В галерее общей площадью около двухсот квадратных метров было два этажа. Один – на уровне земли (Erdgeschoss, по-немецки), а другой – в подвале. В подвальный этаж вела металлическая лестница из тонких, переплетенных между собой стальных прутьев с большими промежутками.
Заняв позицию под лестницей в компании своих друзей, я наблюдал за происходящим под юбками женщин на верхнем этаже, на площадке, примыкавшей к лестнице и сделанной из такого же просматривающегося материала. Наблюдая, я делал свои комментарии. Мое окружение, состоявшее преимущественно из дам, реагировало истерическим хохотом.
Рената спустилась сверху и тоже была высмеяна. Красная от стыда, она подошла ко мне. Все сразу вдруг напряглись и притихли. Вокруг воцарилось тягостное молчание. Мне показалось, что она хочет дать мне пощечину, и я был уже готов перехватить ее руку, но она этого не сделала.
– Ты – кто? – дрожащим голосом спросила она.
– Угадай, – отвечал я.
– Мне кажется, я тебя уже где-то видела.
– Все может быть. Я – русский…
Рената от нашей тусовки больше в тот вечер не отходила. Когда мне нужно было уходить, я должен был идти в гости к Кристине Бернталер, владелице галереи "Podroom", чтобы по ее просьбе обсудить возможности выставки проектов молодых австрийских архитекторов в России. Именно для Кристины Бернталер в кармане моего пальто болталась, припасенная заранее, бутылка русской водки, Рената увязалась за мной.
– Куда ты идешь? – спросил я, подходя к Рингштрассе.
– Не знаю, – смущенно призналась она.
Не долго думая, я схватил ее в охапку и, усадив задом наперед на кем-то запаркованный мотоцикл Кавасаки, стал совершать бедрами непристойные ритмические движения, имитируя коитус.
– Прекрати немедленно! – возмущенно потребовала она.
– Ладно, я запишу тебе номер моего мобильного телефона, и ты позвонишь мне завтра. Мы встретимся, и я сделаю то, что тебе нужно.
– Мне ничего не нужно!
– Не ври, тебе нужен секс!
Я записал ей свой номер, а сам отправился к Кристине. У Кристины меня поджидала засада. В засаде сидел русский
– Что хочет Сергей? – спросила меня Кристина, когда он отправился в туалет.
– Думаю, он хочет тебя.
– А я хочу тебя.
– Может, мне лучше уйти?
– Толстой, ты никуда не уйдешь, я хочу, чтобы сегодня ты остался со мной!
– А как же Сергей?
– Он скоро уйдет, вот увидишь.
Сергей ушел только в половине шестого утра. На следующий день он мог высыпаться у фрау Буш, которая его приютила на время его пребывания в Вене, хоть до вечера, а мне нужно было читать четыре лекции в университете своим студентам до того же самого вечера, до которого он мог спать. Первая начиналась в половине девятого, ровно через три часа, а до того было бы неплохо принять еще душ и переодеться.
Когда дверь за Сергеем, наконец-то, закрылась, Кристина завалила меня на пол вместе со стулом, нетерпеливо сдирая с меня брюки. Она была крупной тетенькой и неплохо знала свое дело, поэтому я решил ей просто-напросто отдаться. Моя спина и тазобедренные кости болели еще неделю после ее двухчасовой скачки на мне и ее жесткого паркета, в который она меня своими энергичными движениями беспощадно впечатывала.
А после первой лекции мне уже звонила Рената. Если звонила, значит, ей нужен был секс. Мы договорились, что она приедет ко мне на следующий день во время своего обеденного перерыва. В другое время она не могла, у нее был муж.
На следующий день я встретил ее на станции метро, но она не решилась сразу пойти ко мне. На это ей понадобилось еще несколько дней. В постели она меня разочаровала. Ей было 38 лет. Увядшая грудь, увядшие чувства. К тому же она была еще слишком перенадушена дорогими духами, от запаха которых мне хотелось блевать, хотя были они наверняка французскими и изысканными. Не понимаю, как это моему другу Гадаски может нравиться секс с перезрелыми женщинами! Наверное, так трансформируется у него избыточная любовь к матери.
Гадаски сразу же выкладывает Вере и ее подруге суть нашего проекта и предлагает им поучаствовать. Они странно переглядываются между собой.
– Сегодня ничего не получится, – заявляет Вера, – нам надо работать.
– Так поздно?
– Да, мы работаем в интернете.
– По ночам?
– Да, тем более, что в Америке еще не ночь, а мы работаем главным образом для американских клиентов.
– Что же вам нужно делать? – интересуется Гадаски.
– Мы делаем живой секс.
– О, это интересно! – еще больше оживляется Гадаски. – А нельзя ли рассказать поподробней.