Мой муж Одиссей Лаэртид
Шрифт:
С кручи утесов бросать они стали тяжелые камни.
Шум зловещий на всех кораблях поднялся наших черных, -
Треск громимых судов, людей убиваемых крики.
Трупы, как рыб, нанизав, понесли они их на съеденье.
Так погубили они товарищей в бухте глубокой.
Я же, сорвавши с бедра мой меч отточенный, поспешно
На черноносом своем корабле обрубил
После того, ободряя товарищей, им приказал я
Дружно на весла налечь, чтоб избегнуть беды угрожавшей.
Смерти боясь, изо всей они мочи ударили в весла.
Радостно в море корабль побежал от нависших утесов.
Все без изъятья другие суда нашли там погибель.
Гомер. Одиссея
Колесница Гелиоса стала спускаться к морю, и мегарон вновь заполнился людьми. Я приказала рабыням подать вино и мясо, но эти люди пришли сюда не ради пира — некоторые из них еще надеялись услышать имена своих близких, оказавшихся на Ээе. Здесь, на острове, где правила Цирцея, дочь Гелиоса, пришвартовался последний уцелевший корабль итакийцев — на нем оставалось сорок шесть человек. Одиссей разделил их на два отряда: один он возглавил сам, над вторым поставил своего дальнего родственника Еврилоха.
Когда аэд поведал об этом, в зале раздались возгласы, а некоторые женщины зарыдали от радости — у Еврилоха было много близких на Итаке.
Одиссей с Еврилохом бросили жребий, и Еврилоху выпало идти на разведку со своим отрядом. Остров был населен: с моря виднелся дым, поднимающийся над лесом, — и Одиссей хотел выяснить у местных жителей, куда итакийцам следует направить свои корабли. Разведчики пошли в сторону дыма и вскоре попали в тесную долину, в которой стоял каменный дом Цирцеи. Друг Одиссея Полит услышал доносящееся изнутри женское пение и позвал хозяйку.
В мегароне снова раздался гул взволнованных голосов — еще один итакиец оказался жив, еще одна семья отправится завтра в храм, чтобы принести благодарственные жертвы богам.
Цирцея вышла к мореходам и пригласила их зайти в дом. Один только Еврилох заподозрил недоброе и спрятался. Он видел, как хозяйка усадила гостей в большой зале, как сама смешала для них вино с тертым сыром, медом и ячной мукой.
Но коварная богиня подсыпала в эту смесь волшебное зелье, и несчастные итакийцы, после того как она коснулась каждого из них своим жезлом, обратились в свиней. Цирцея сама загнала их в хлев и насыпала им желудей.
Аэд замолк, чтобы отхлебнуть глоток вина, и в зале воцарилось молчание. Случившееся было слишком невероятно. Одно дело услышать, как подобные вещи происходили в далеком прошлом с неведомыми героями, и совсем другое, когда узнаешь, что в свиней так просто превратились двадцать два человека из числа твоих близких знакомых. Впрочем, кто я, чтобы сомневаться в словах
Я должна с гордостью сказать, что Одиссей проявил в этой ситуации немалое мужество. Когда испуганный Еврилох вернулся к кораблю и стал умолять Одиссея немедленно выйти в море, мой муж не захотел бросать товарищей в беде... Конечно, одно то, что я этим горжусь, само по себе постыдно. Жена, уважающая своего супруга — воина и царя, — должна была воспринять такой поступок мужа как должное. Но после всего, что мне пришлось написать об Одиссее в последнее время, я рада, что наконец-то могу сказать о нем слова, исполненные гордости. И ты, что читаешь эти записки через много поколений после того, как Одиссей обратился в прах, не должен слишком строго судить моего супруга — он был сложным человеком, и порой боги давали ему не лучшие советы, но он совершил немало великих подвигов.
Вот и теперь Одиссей один отправился к дому волшебницы и был готов бестрепетно войти в ее жилище. Но ему повезло: у самых дверей он встретил прекрасного юношу с золотым жезлом — своего прадеда Гермеса. Хитрый бог, который до тех пор не слишком заботился о внуке Автолика, в тяжелую минуту пришел к нему на выручку.
Признаться, мне ни разу не приходилось общаться ни с кем из богов (Асклепий не в счет), и на Итаке, насколько я знаю, боги тоже никогда не появлялись. Поэтому мне было лестно узнать, что виднейший олимпиец сам обратился к моему мужу. Он рассказал ему о кознях Цирцеи и дал цветок, который у богов называется «моли», — с его помощью Одиссей смог разрушить чары волшебницы, и она вернула всем итакийцам человеческий облик.
Гермес предупредил правнука, что тот не должен отказать богине, когда она пригласит его разделить с ним ложе... Я понимала, что мой муж конечно же не мог быть верен мне все эти годы, ведь ему, как и другим ахейским вождям, доставались при дележе добычи молодые пленницы. Наверное, на его корабле и сейчас находится несколько рабынь — когда он вернется, они перейдут в ведение Евриклеи, и мы оба забудем о них... Но публично слушать песни о том, как мой муж всходил на ложе прекрасной богини, мне было неприятно... Еще неприятнее было узнать, что Одиссей и его спутники провели на Ээе целый год...
Когда мой муж вернулся к кораблю и пригласил всех, кто там оставался, на пир в дом Цирцеи, Еврилох пытался удержать их от этого шага, но Одиссей разгневался и хотел зарубить его мечом... Такой приступ безудержного гнева — это новая черта, которой я у мужа не помнила. Тем более что Еврилох имел все основания не доверять Цирцее. Однако Одиссей, проведя с нею лишь один недолгий день и лишь один раз взойдя на ее ложе, уже готов был убить своего родича и друга за то, что тот позволил себе усомниться в колдунье...
Только когда оры совершили свой круг, спутники Одиссея обратились к нему с просьбой о возвращении домой... В один из последних дней пребывания ахейцев на Ээе погиб Ельпенор — он выпил слишком много вина, улегся спать на крыше и упал на камни... Как плакала его мать, услышав об этом...
Настал день, когда сорок пять воинов (все, что осталось из отряда численностью около шестисот человек) взошли на корабль и ударили веслами море. Это случилось около года назад. О том, какова была их дальнейшая судьба, аэд ничего поведать не смог.