Мой муж Одиссей Лаэртид
Шрифт:
— Вытащим прежде всего наш корабль быстролетный на сушу
Снасти судна и имущество все отнесемте в пещеру.
Сами же все поспешите за мною отправиться следом
В дом священный Цирцеи. Товарищей всех вы найдете
Там едящих и пьющих, и все у них есть в изобильи. —
Так я сказал. И словам моим тотчас они подчинились.
И со словами крылатыми к спутникам так обратился:
— Что вы, безумцы, куда? к каким еще бедам стремитесь?
В дом Цирцеи идти вы хотите! но всех ведь она вас
Или в свиней превратит, иль в волков, или в львов. И придется
Волей-неволей вам быть сторожами Цирцеина дома!
Так же совсем и циклоп на скотном дворе своем запер
Наших товарищей, с дерзким пришедших туда Одиссеем.
Из-за безумства его и погибли товарищи наши! —
Так говорил Еврилох. И в сердце своем я подумал:
Вырвав из ножен с бедра мускулистого меч, не срубить ли
Голову с шеи ему, чтоб на землю она покатилась,
Хоть он и близкий мне родственник был. но товарищи дружно
Наперерыв меня стали удерживать мягкою речью:
— Богорожденный, пускай он останется, если позволишь,
На берегу близ судна, пускай его здесь охраняет.
Нас же, других, поведи к священному дому Цирцеи. —
Так сказали они и пошли от судна и от моря.
На берегу близ судна Еврилох не остался, однако, —
Следом пошел, моего испугавшись ужасного гнева.
Гомер. Одиссея
Цирцея... Понятно, что мой муж не мог отказать богине... Сам Гермес повелел ему удовлетворить все ее желания... Но мне обидно думать, что Одиссей провел в ее объятиях целый год. И даже не в объятиях дело. Если бы он просто пировал в ее доме, это было бы так же обидно. Весь этот год я каждый день, в любую погоду, бегала на вершину горы смотреть, не покажутся ли в море долгожданные паруса. И каждую ночь я, не дождавшись этих парусов, засыпала на своем одиноком ложе... Я не принимала гостей, кроме тех, кто мог рассказать мне о муже... Я даже прогулок с Амфимедонтом стыдилась сама перед собой... И я старела, старела с каждым днем...
Этот год мы с Одиссеем могли бы провести вместе... Вместе смотреть на зацветающие мирты... В летнюю жару вместе бегать к морю купаться... Бродить по склонам Нерита, облитым осенним золотом... Пить горячее вино у очага в дни зимних штормов... И каждую ночь засыпать, вдыхая тепло и запах друг друга...
Дни напролет у нее мы в течение целого года
Ели обильное мясо и сладким вином утешались.
Год наконец миновал, и Оры свой круг совершили,
Месяц за месяцем
Вызвали тут меня как-то товарищи все и сказали:
— Вспомни, несчастный, хотя бы теперь об отчизне любимой,
Раз уж судьбою тебе спастись суждено и вернуться
В дом твой с высокою кровлей и в милую землю родную. —
Так мне сказали, и я их послушался сердцем отважным.
Гомер. Одиссея
Если желание становится нестерпимым, я надеваю короткий хитон и ухожу вверх по склону Нерита. Когда взбираешься по крутой тропе, все мысли заняты тем, куда поставить ногу, чтобы не упасть, и за какой камень ухватиться. Скользишь, сбиваешь колени, обдираешь руки в колючем кустарнике. От боли забываешь обо всем остальном. Кровь жарко стучит в висках от усталости...
А потом ты стоишь на вершине Нерита, и ветер омывает тебя со всех сторон сразу. Тело становится легким и упругим: кажется, оттолкнись сандалией от скалы — и полетишь. В такие минуты мне думается, что я могла бы стать спутницей Артемиды и носиться с нею по лесам — стройная, девственная, жестокая...
Я спускаюсь вниз, стороной обхожу дворец и сбегаю на тропу, ведущую к морю. Как здорово скинуть потный хитон и упасть в воду! Наныряешься вдоволь и ложишься на теплые камни. Голова кружится, и тело окончательно теряет вес.
Возвращаться бывает тяжело. С трудом одолеваешь последний подъем и входишь в мегарон. Там почти темно, рабыни разводят огонь. Они начинают суетиться, спешат наполнить ванну горячей водой, разогревают вино...
Когда тебя искупают и умастят, как хорошо сесть у очага и съесть несколько ломтиков холодного копченого мяса с зеленью, выпить разогретого вина с медом... Одиссей тоже любит такое вино.
Вот уже пять лет прошло с тех пор, как я стала записывать свои мысли на глиняных табличках. Тогда мне думалось, что скоро вернется Одиссей и я оставлю это странное занятие. Но его все нет... Если верить мореходам, Одиссей отплыл с Ээи три с лишним года назад. У него оставался только один корабль, и никто из тех, с кем он вышел в море в тот роковой день, до сих пор не дал знать о себе. Наверное, Посейдон погубил их всех...
Чего же я жду? После всего, что я узнала о своем муже за эти годы... После конских копыт, вздымающихся над моим кричащим ребенком... После смерти Ифигении, которую Одиссей ложью заманил на жертвенник... После страшной истории с убийством Паламеда... После того, как Одиссей целый год провел на острове у Цирцеи... И все-таки мне кажется, что, если бы он вернулся, я бы смогла многое забыть и простить. А может, и прощать нечего — ведь истины не знает никто, и никто, кроме самого Одиссея, не вправе рассказывать мне, его жене, о том, что делал мой муж вдали от родины и от меня. Он всему бы нашел объяснение... О, только бы он вернулся! Я всему поверю, что бы он ни сказал.
Вот уже пятнадцать лет во дворце как будто солнце не всходит. Ни гостей, ни пиров, ни праздников — вечное ожидание. Нет мужчин, нет друзей и соратников Одиссея — не слышно мужских голосов, не звенит оружие, не жарятся на вертелах огромные туши, не славят героев аэды... Даже рабыни и те ходят подавленные и тихие... Разве так все было пятнадцать лет назад!
Как все обрадуются, когда он вернется! Какой праздник был бы во дворце и на всей Итаке! О Гермес, хранитель путешественников, ты же родной прадед Одиссея! Помоги ему вернуться назад!