Мой (не)любимый дракон
Шрифт:
А Герхильд… Пусть страдает себе на здоровье.
И терпит.
— Пожалуй, от дракончика я воздержусь, — как и ожидала, отказался наследник. После чего великодушно добавил: — Но вы, Фьярра, себе ни в чём не отказывайте.
Ну хоть какое-то в этой ледышке обнаружилось достоинство.
Я уже намеревалась остановить свой выбор на имбирном прянике — улыбающемся человечке, растопырившем свои глазированные руки-ноги в разные стороны, когда заприметила стройные ряды фигурок, сделанных, должно быть, из марципана.
— Какие хорошенькие!
Фигурки
Если тальден и удивился моему выбору, то виду не подал. Расплатился молча и кивнул на прощание улыбчивой торговке, пожелавшей нам приятного вечера.
С детства приученная делиться, я щедро предложила:
— Не хотите откусить себе голову? Нет? А вот я, пожалуй, её с удовольствием откушу. — Не откладывая дела в долгий ящик, тем более такого вкусного и приятного, принялась за угощение.
Бросая рассеянные взгляды на прилавки и топтавшихся возле них зевак, наследник с тенью улыбки поинтересовался:
— И чем же я перед вами так провинился, что вместо одной из соперниц вы решили закусить мной?
— Ваша голова больше, а значит, вкуснее. Тем более, вы это заслужили. Когда не поверили мне и Древнему и заставили меня выпить настойку гуантильи. А ещё те ваши угрозы… Было страшно и унизительно.
— Я не хотел задеть ваши чувства, эсселин Сольвер, — типа извинился дракон. — Но обязан был убедиться, что вы чисты.
После этих слов, произнесённых с присущим тальдену холодным безразличием, его марципановая версия лишилась правой руки и левой ноги.
Фигурка оказалась приторно-сладкой, и я стала озираться по сторонам, выискивая взглядом какого-нибудь доброго человека, торгующего напитками. Скальде понял меня без слов и направился к высокому чернобородому мужчине, зазывавшему всех желающих попробовать горячий напиток — глёрт. Вернулся спустя минуту, распрощавшись с одной монеткой, а взамен получив два бумажный стаканчика с обжигающей пряной жидкостью.
Глёрт пришёлся очень кстати. Не только потому, что меня мучила жажда. Мороз не щадил. Вовсю щипал щёки, колол кончики пальцев, умудряясь пробираться даже под тёплые перчатки. Было приятно погреть руки о стаканчик, а потом, сделав несколько глотков сладкого, ароматного вина, на пару мгновений почувствовать себя на вершине блаженства.
Которое тут же испортил Герхильд.
— Сто лет его не пил, — признался маг и вдруг ни с того ни с сего спросил: — Так как звали того юношу, в которого вы были влюблены?
Произнесено это было тихим, ничего не выражающим голосом, как будто Скальде и не ждал ответа. Но вот взгляд снова пронзал тысячами острых игл. Ещё одна фирменная особенность Его отмороженного Великолепия. Я бы её назвала — взгляд-потрошитель. Такой запросто не только в самую душу проникнет, но и вывернет тебя наизнанку. Не хуже ланцета вскроет всё что надо и не надо.
Вот и ходи после этого с ним на свидания… Провокационные вопросы, режущие взгляды. А мне, между прочим, и без того потрясений хватает. На все просто нервов банально не хватит.
Многие мужчины по природе своей собственники. А тальдены, если судить по Герхильду и Хентебесиру, — вообще отдельная песня.
— Эсселин Сольвер… — сощурил льдистые глаза маг, явно напрашиваясь на искренний и очень эмоциональный ответ.
«А почему решили, что была?!» — едва не бросила с вызовом, раздражённая не к месту проявленным любопытством. Вспомнив, кому собралась бросать этот самый вызов, благоразумно прикусила язык.
Врать Герхильду я не хотела. Не хватало ещё, чтобы поймал на лжи. Сказать правду, ясное дело, не могла, потому как даже смутно не представляла, какими окажутся последствия. Для меня.
Посему решила, что будет правильнее вообще ничего не говорить. Прилипла к первому попавшемуся лотку и, старательно изображая из себя восторженную дурочку, с придыханием воскликнула:
— Ах, смотрите, какая красота!
Возле прилавка крутились разряженные и разрумяненные девицы. Все в отороченных мехом новеньких накидках, разноцветных юбках, изящных сапожках на каблуках и с обязательными угощениями в руках. Потенциальные покупательницы весело переговаривались, разглядывая украшения, призывно поблёскивавшие в свете разгорающихся магических фонариков.
Чего здесь только не было! Глаза разбегались. Конечно, вся эта бижутерия и в подмётки не годилась драгоценностям, которыми наследник одарил Фьярру и других алиан. Разве могут гранатовые бусы сравниться с ожерельем из рубинов, искусно оплетённым серебром. Или вон то простенькое колечко с малахитом даже рядом не валялось с бриллиантовым перстнем на полпальца, что обнаружила я недавно в одной из наших с Фьяррой шкатулок.
И тем не менее эти украшения притягивали взгляд. В каждом чувствовалась частичка души мастера, любовь, с которой они создавались. Приятной наружности женщина, стоявшая по другую сторону прилавка, рассказывала о своих творениях с такой теплотой и нежностью, будто каждое для неё было вынянченным, выпестованным ребёнком.
Девушки слушали с живым интересом. И я бы тоже с удовольствием послушала историю создания изумительной броши из сердолика, точно алое солнышко сиявшей на раскрытой ладони мастерицы.
Если бы не дотошный Герхильд.
— Значит, не хотите отвечать.
— Не люблю делиться секретами.
— Секреты — роскошь, которую императрица не может себе позволить.
Обернувшись, окунулась в ледяную прорубь серых глаз.
Подавив в себе дрожь, с самым безмятежным видом сделала ответный выпад: