Мой непутевый дедушка
Шрифт:
– Зухра, моя двоюродная сестренка, — представил Тахир свою спутницу. — Работает здесь вот уже пять лет.
– С тобой, я чувствую, этот год будет последним, — добродушно пробурчала Зухра и подала Ваське свою сухую узкую ладошку. — Привет, Игорь, — кивнула она Игорю. — Поскольку двоих из вашей троицы я знаю, выходит, правнук автора дневников — Никодима Афанасьевича Буслаева — это ты, — положила она руку на плечо Ваське.
– Точно, — признался Васька, — могу паспорт показать.
– Да нет, зачем же, — смутилась Зухра, — я тебе верю. Только видите ли какое дело: наш директор сейчас в отпуске, поэтому показывать вам что-то из запасников музея или нет — придется решать мне. Вообще-то никакие частные посетители в архивы музея допуск иметь не должны, — нахмурилась девушка, — но тут, как я вижу, особый случай…
– Ну такая случилась ситуация, — развел Тахир руками. — Попал человек в Ташкент в первый и, может быть, в последний раз в жизни. Что же ему — так и не увидеть дневников
– Ладно, — решительно кивнула Зухра, — пойдемте.
Девушка повела всю делегацию по залам, а потом открыла ключом неприметную дверь.
Мраморная отделка стен и паркет пола тут же сменился конторской обстановкой — линолеумом на полу и стенами, выкрашенными масляной краской.
Зухра подошла к стальной лесенке, которая уходила в подвал, и предупредила:
– Осторожно, не подскользнитесь — ступеньки крутые.
Лестница вывела ребят и ее провожатую в довольно мрачноватые казематы, где в сухом прохладном воздухе хранились раритеты музея.
Зухра уверенно шла вдоль полок. Около одной из них она остановилась и достала из полумрака пластиковый контейнер. Кивком головы показав направление движения, Зухра двинулась дальше. Она вошла в небольшую комнатку без окон, щелкнула выключателем и показала свободной рукой на стулья, сгрудившиеся вокруг стола:
– Присаживайтесь…
Открыв контейнер, Зухра осторожно извлекла оттуда кипу бумаг и из нее вытянула за корешок тетрадку в коленкоровой обложке.
– Вот он, этот дневник. И чего к нему в последнее время такой интерес — просто не представляю.
– А кто еще его хотел посмотреть? — тут же спросил Васька.
– Какой-то искусствовед, тоже из Москвы. Я сама его только мельком видела — он с директором беседовал, и тот ему дал разрешение ознакомиться с этими материалами.
– А как он выглядел, этот искусствовед? — перекинулся Васька выразительным взглядом с Игорем.
– Ой, он уже старенький был! Роста невысокого, волосы короткие, ежиком подстрижены. В руках он еще держал черный плащ и шляпу. Я тогда подумала — забавно, на дворе плюс тридцать, а он с плащом ходит.
Васька вздрогнул: Зухра описала его деда почти так же, как Мила из «Макдональдса».
Да-а, может быть, еще вчера или позавчера дед сидел в этой комнате, читал дневник своего отца… Что он там хотел найти? И удастся ли это обнаружить ему, Ваське?
Васька сел за стол, аккуратно, чуть ли не благоговейно открыл тетрадь и погрузился в чтение.
«5 сент. 1920
Никак не могу привыкнуть к ранним, в пять часов утра, крикам муэдзина. В Бухаре начинается утренний намаз, вот они и стараются — сообщают мусульманам, что пора молиться.
Народ здесь набожный, хотя, говорят, в некоторых мечетях такое религиозное рвение поддерживают ученики имамов, которые переодеваются, идут на базары, наблюдают, кто из приезжих или местных не ходит в мечеть. Расправа следует тут же. А вообще тут больше двухсот мечетей, почти как у нас, в Москве, церквей было.
С большим трудом удалось раздобыть подробный план города. По официальным спискам главного судьи — кози-колона в городе около 197 гузаров-районов. Живут в них преимущественно или по национальному признаку (арабские семьи — в Таизиндоне, персидские баи — в Джуйбаре), или по принципу принадлежности к тому или иному ремеслу: в Чуббозе — фокусники и канатаходцы, в Табибои — лекари, в Маддохоне — рассказчики баек и веселых историй, в Мурдашуйон — омыватели покойников, в Дегрезы — литейщики и мастера работы по металлу…
Никаких следов казны эмира пока не найдено. Бухара пока приносит нам в основном неприятности. Боец Колабашкин ушел по своему почину на базар и не вернулся. Тело его нашли на одном из местных кладбищ. Другой самовольщик заблудился в городе и попал в гузар Песхона, где живут прокаженные. Пришлось его госпитализировать в лазарет — боюсь, как бы он не подхватил и не разнес заразы…
В связи с сокровищницей надо бы с пристрастием допросить местных мулл. Особенно тех, что живут в главной мечети Мир Араб…
6 сент. 1920
Весь день обшаривали Арк — цитадель эмира. Что ни говори, а власть эмир тут держал крепко. Чего стоит только огромная плеть, вывешенная на всеобщее обозрение у входа в Арк…
Обыскали конный двор, мечеть Джоми, парадные залы, хозяйственные помещения, естественно, монетный двор, хазину — место, где держали казну. Простучали все стены. Обыскали места, где могли быть подземные ходы или потайные хранилища. Тщетно. Все, что найдено, — мелочь. Главные сокровища где-то спрятаны или увезены.
Да, свои святыни — пиалу Рустама, выдолбленную из камня чашу, и каменную кормушку для лошади этого же легендарного героя — эмир не спрятал. У пиалы Рустама, кстати, поймали вчера одного старика — он пытался отколоть от реликвии кусочек. Говорит, что внучка больна коклюшем, а самое верное средство от этой напасти — проглотить кусочек от пиалы Рустама.
Приказал отвести старика в лазарет и помочь лекарствами, а то сведет внучку
А вообще в Арке осталось много настоящих произведений искусства. Резьба по дереву на дверях, роспись стен чего стоят. Народ здесь живет, конечно, на наш взгляд, забитый, но талантливый и работящий.
7 сент. 1920
Отработаны первые версии о причастности к пропаже эмирской казны духовенства, нукеров (друзей) эмира.
Скорее всего сокровища из Бухары уже уплыли. Но вот куда?
Следует передать Ташкентской ВЧК — пусть поинтересуются личностью святого имама Ходжи Хакима. К нему незадолго до бегства Алим-хан ездил за благословением. Не была ли эта поездка подготовлением к эвакуации сокровищ?
8 сент. 1920
На допросе водонос Абдулла-лятиф, обслуживающий дворец, показал, что в июле непосредственно из Арка вышел в путь караван, груженный какими-то ящиками.
От смотрителя Каршинских (Дарвазаи Ковола) ворот удалось узнать, что этот караван вышел именно через его ворота, то есть на восток…»
Васька уже собирался перевернуть страницу, как вдруг заметил на полях дневника еле заметную точку, поставленную шариковой ручкой.
Откуда у красного командира в 1920 году, дневник которого написан чернилами, слегка выцветшими от времени, могла взяться шариковая ручка? Выходит, пометки делал кто-то совсем недавно. Может быть, это был дед?
Решив повнимательнее смотреть на поля дневника, Васька перевернул страницу.
«9 сент. 1920
В последние дни перед штурмом в Арке наблюдалась подозрительная активность дервишей-каландаров. Они то входили, то выходили из Арка, причем никто из базарных торговцев не может точно поручиться — были ли это одни и те же люди или разные.
Предположение дикое, но и его не следует скидывать со счетов — не уплыли ли сокровища из Бухары мелкими порциями, с помощью дервишей? Ведь их, как правило, не трогают ни басмачи, ни бандиты…
Закупили сегодня на базаре дыни с бахчи. Ничего вкуснее и нежнее до того не ел. Но жажду эти дыни, увы, совсем не утоляют…
15 сент. 1920
В связи с порученным делом меня отзывают в Ташкент.
Жаль оставлять своих ребят, да и в Бухаре есть на что посмотреть, но придется оставить археологические изыскания до мирных времен…» Васька поднял голову от рукописи. Выходит, его прадед тоже не был чужд чувству прекрасного. Так вот почему дед подался сначала в разведку, а потом в искусствоведение — гены сработали!
«7 нояб. 1920
Праздновали годовщину Октября. За осень удалось сделать немало, но результата, увы, пока нет. Чирикают воробьи, а Ходжа Хаким, говорят, совершил хадж в Кент…
Повезет — разберемся и с этим.
16 нояб. 1920
Меня отзывают в Москву! Дела, касающиеся эмирской казны, передают чекистам. Какая жалость! Но революционная дисциплина есть революционная дисциплина. Завтра выезжаю в Томск…»
Переворачивая страницу, Васька еще раз осмотрел поля рукописи и снова заметил крохотное пятнышко на полях, как раз напротив записи от 7 ноября. Васька постарался дословно запомнить этот текст и снова склонился над рукописью.
Но, увы, читать больше тут было нечего — часть страниц, в начале и в конце тетрадки — была вырвана.
– В таком виде дневник к нам и поступил из архивов госбезопасности, — стала оправдываться Зухра, — это все, что осталось…
Подождав Зухру, которая аккуратно запаковала все бумаги в контейнер и поставила его на место, вся компания вышла на улицу.
Дневная жара спала, оставив после себя дрему и негу.
Ветви ивы над темным прудом устало свесились в воду, пыльные листья вишен в парке чуть подрагивали в такт теплому, как парное молоко, ветру.
От всего этого походка у Васьки становилась расслабленной, мысли медленно вязли в каком-то болотном безразличии, глаза, будто сами собой, закрывались.
Но Васька прекрасно понимал, что спать сейчас — не время.
Они напали на след! Дед явно делал пометки в дневнике неспроста — просто так он никогда ничего не делал, это Васька знал точно.
Дед, вероятно, подошел к тайне клада эмира бухарского совсем близко — иначе зачем бы он так спешно улетел в неблизкий Ташкент?
Найти его теперь здесь можно только одним способом — разгадать примерное местоположение клада…
– О чем задумался, Василий? — с улыбкой хлопнул его по плечу Тахир.
– Да все о том же, о своем родственнике бедовом, — признался Васька.
– Да-а, дед у тебя боевой, — не расслышал Тахир, — равно как и прадед. Если и ты в ту же породу пошел, то найдешь ты своего деда — не сомневайся. А мы с Игорем поможем, чем сможем. Я попрошу моих друзей из милиции проверить — не регистрировался ли он где по приезде. Опросим шоферов на автостанциях, билетных контролеров на электричках, кассиров. Не иголка твой дед — найдем!