Мой очаровательный враг

Донелли Джейн

— Все в порядке, дорогая?

— Все чудесно.

Больше она не станет думать об Эйлин, сердито подумала Мэгги. Она не станет думать ни о чем, кроме той счастливой жизни, которая ждала их с Кевином. Друзья шумной толпой проводили их до аэропорта. Стальная птица взмыла вверх, оставив позади тех, кого Мэгги знала и любила сколько помнила себя. Теплые пальцы Кевина сжали ее руку.

— Наконец-то мы одни, — вздохнул он. — Никогда не представлял, какое это счастье! Ну и денек!

— Все прошло просто чудесно, правда?

— Да, наверное. Впрочем, что это я? Конечно, чудесно. Все веселились до упаду. Но я видел только тебя. Интересно, миссис Макнейл, вам кто-нибудь говорил до меня, что вам следует до конца своих дней носить в волосах маргаритки?

— Это были не маргаритки, — засмеялась она.

О Господи, спохватилась Мэгги, какая разница? Их пальцы переплелись. Ей хотелось сказать Кевину, что она безумно любит его. Но Мэгги позволила своим сияющим глазам сказать это за нее и, прочитав гордость и нежность во взгляде Кевина, смущенно зарделась. Его глаза выдавали его чувства.

До этого дня Мэгги никогда не доводилось летать. Это было прекрасное и волнующее чувство, и Мэгги хотелось петь.

Еще четыре месяца назад она даже не подозревала о существовании этого человека. Нет, не так, подумала Мэгги, она знала, что он есть. Она ждала его, иначе откуда бы ей с первого взгляда узнать его?!

— Когда мы только встретились, — начала она, — ты помнишь?..

— Конечно.

— Ты сразу меня заметил? Нет, конечно, не потому, что я воткнулась головой в сугроб… я хочу сказать, у тебя не было предчувствия, что мы влюбимся друг в друга?

— Я ведь должен сказать «да», я угадал?

— Насколько я понимаю, ответ «нет».

— Ну… в общем, да. Давай строго придерживаться фактов. В сущности, я почти не замечал тебя… до той самой минуты, пока мы не разговорились с тобой на кухне. И вот тогда я вдруг словно прозрел. Да ведь это Мэгги, подумал я, моя Мэгги!

— Так ведь всегда и будет, правда?

— Всегда, — торжественно пообещал он, — клянусь!

Солнечные лучи ослепительно сверкали на поверхности моря, а над ним сурово поднимал свою седую от пепла голову Везувий, то и дело попыхивая крохотными темными облачками, словно в доказательство того, что старый вулкан не уснул вечным сном, а лишь дремлет, пригревшись на солнышке.

Они залюбовались серо-зеленой листвой оливковых деревьев и лимонными рощами, сплошь покрывавшими склоны горы, где среди стволов деревьев еще просвечивали руины древней Помпеи, в незапамятные времена павшей жертвой разгневанного Везувия.

Вдалеке, выступая из дымки тумана, виднелись смутные очертания Капри. Добравшись до Сорренто, Мэгги и Кевин остановились в крохотной гостинице, где под окнами их спальни пышным цветом распускались какие-то диковинные пурпурные цветы.

Комната не была роскошной, но Мэгги ничуть не сомневалась, что, проживи она хоть тысячу лет, все равно ее память будет хранить каждую, самую крохотную деталь обстановки. Ведь это было первое место, где она осталась наедине с Кевином. Она стала частью их любви, одним из звеньев той золотой цепи, которую никому не дано разорвать.

В те дни и ночи ей суждено было познать такое счастье, что порой Мэгги пугалась. Ведь если в жизни все бывает по-честному, то за счастье, которое довелось испытать им обоим, неминуемо придется платить. Но Мэгги гнала прочь черные мысли, боясь даже подумать о том, какой должна быть расплата.

Они слали друзьям открытку за открыткой. «Чудесно проводим время!» «Хотела бы быть на нашем месте?» Они часами бродили по кривым улочкам между высокими домами, наблюдая, как рыбаки вытаскивают свои сети на берег.

Кевин бегло говорил по-итальянски. И пользовался случаем поговорить с каждым — хозяевами лавчонок, портье, просто людьми, которых они встречали на улице.

— А я и не знала, что ты говоришь по-итальянски, — удивилась Мэгги.

— Иностранные языки — это мое хобби, — пошутил он.

— И сколько их ты знаешь?

— Пять… нет, шесть.

Ей и в голову не пришло сомневаться. Хобби так хобби. Как сказала Эйлин, «ум, холодный как сталь», сверкающий, как остро отточенный клинок. Мэгги выразилась куда проще. Она просто сказала:

— Какой ты умный!

— Еще бы! Только посмотри, какую жену отхватил!

— Только не вздумай проверять мой IQ прямо сейчас. Хорошо?

Он ухмыльнулся:

— Ладно, только и ты не вздумай уверять меня, что ты глупая, тем более что и мне, и тебе отлично известно, что это не так.

— Я глупею, когда речь идет о тебе, — мечтательно промурлыкала она.

Ему достаточно было только посмотреть на нее, и сердце Мэгги глухо заколотилось в груди. Он касался ее руки, и в ушах ее пели скрипки. Он занимался с ней любовью, и Мэгги казалось, что с неба на нее дождем сыплются звезды.

— Тогда мы оба — просто два влюбленных идиота, — охотно согласился Кевин. Прижавшись друг к другу, они сидели на утесе, любуясь, как волны с сердитым шипением облизывают острые обломки скал. Кевин бережно прижал ее к себе. — Потому что я люблю тебя больше жизни…

Возвращение домой было чудесным. Они приехали поздно, усталые после долгого перелета, и Мэгги робко надеялась, что никому не придет в голову поджидать их, чтобы встретить после дороги. Ключ от ее дома был у Валды, но сейчас им меньше всего хотелось кого-нибудь видеть.

В доме никого не было, но в камине пылал огонь, а на кухне их ждал холодный ужин. В холле в огромной вазе стоял букет свежих цветов, и везде чуть заметно пахло мастикой для полов.

Дом, казалось, ждал их. Валда и Боб даже доклеили обои, и глаза Мэгги увлажнились слезами. Они были так добры к ним — ее друзья!

Они поужинали и впервые заснули под крышей своего собственного дома. А снаружи ветер шелестел ветвями сосен — звук, который особенно любила Мэгги. С самого раннего детства этот неумолчный шорох убаюкивал ее.