Мой отец — Лаврентий Берия
Шрифт:
Читатель наверняка помнит, как выглядит Сталин в версии Жукова (?). Позволю небольшую цитату из книги:
«В 3 часа 30 минут начальник Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М. А. Пуркаев доложил о начтете авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф. И. Кузнецов, который доложил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.
Нарком приказал мне звонить Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.
— Кто говорит?
— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.
— Будите немедля: немцы бомбят
Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.
— Вы меня поняли? Опять молчание.
Наконец И. В. Сталин спросил: — Где нарком?
— Говорит по ВЧ с Киевским округом.
— Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро».
В действительности же Жукову не пришлось будить Сталина, а Поскребышеву обзванивать членов Политбюро. Все они, включая моего отца, давно находились в Кремле. Разумеется, не ложился спать в ту роковую ночь и Сталин. Кстати, почему-то нигде не пишут, кто первым сообщил ему о начале войны. А между тем информацию Сталин получал не только от начальника Генерального штаба…
Но дело даже не в этом. Я до сих пор удивляюсь, как Жукову вообще удалось выпустить свои мемуары, пусть в том виде, как они вышли. А все эти неточности, назовем их так… Георгий Константинович был умный человек и отлично понимал, что читатель без труда разберется, что к чему. Ну, кто, скажите, поверил, что Жуков мог вспомнить никому не известного полковника Брежнева? Но ведь написано… Не могла такая книга увидеть свет без упоминания фамилии Генсека. Кто посмеет упрекнуть маршала в том, что так получилось? Нисколько не сомневаюсь, что, идя на какие-то уступки, Жуков знал, что выигрывает в главном — получает возможность сказать пусть не всю, но правду о войне.
От отца, Жукова, Василевского и многих других людей мне не раз доводилось слышать о поведении Сталина в начальный период войны. В свое время Георгий Константинович не смог написать всего, что было в действительности. А правда такова. Сталин действительно был подавлен, узнав о положении на фронтах. Но когда об этом вспоминают, непременно спешат подчеркнуть: не ожидал, мол, Сталин удара немцев, поверил Гитлеру, а тот обманул… Все это один из мифов, внедренных много лет назад в общественное сознание. А потрясение Сталина было вызвано не мифическим внезапным нападением, в чем убеждают нас до сих пор учебники истории, а тем, что армия не сумела сдержать первый удар. Этого Сталин никак не ожидал. Вполне понятно и его недовольство наркомом обороны Тимошенко и начальником Генерального штаба Жуковым в первые дни и часы войны. И они, и другие высокопоставленные военные не раз заверяли Сталина и Политбюро, что Красная Армия в случае чего первый удар сдержит, а затем, как и планировалось, нанесет ответные удары. И речь, заметь, читатель, шла не о боевом духе войск, что, безусловно, немаловажно, но о вещах более конкретных. Сталин ведь прямо спрашивал у руководителей Наркомата обороны, чего не хватает армии. Военные в один голос успокаивали: «Армия располагает всем необходимым». И когда Сталину доложили, что армия откатывается на восток, он, естественно, был потрясен. По немецким данным, в первые дни войны на земле было уничтожено около семи тысяч наших самолетов. А нас пытаются убедить в том, что мы обошли немцев по выпуску самолетов лишь к середине войны. Стесняемся признать и то, что танков мы имели в два раза больше, чем Германия. Только Т-34 у нас было больше, чем всех тяжелых танков в немецкой армии. Словом, официальная пропаганда сделала все, чтобы переписать историю. Надо отдать ей должное, многое удалось, да вот только вопросы остались. Как быть, например, с утверждением о том, что было нарушено управление войсками? Выдумки здесь нет. Руководство страны действительно не могло получить в первые часы и дни войны информации из войск. Причины? Все та же пресловутая внезапность… Жуков об этом рассказывает скупо. И здесь его тоже можно понять — не мог он показать всю правду. Армейская связь была парализована, но в то же время работала связь погранвойск. Пока был жив хоть один солдат, пограничные части в прямом смысле до последнего вздоха обеспечивали Москву надежной информацией. Есть здесь над чем поразмышлять, верно?
Неувязка получается и с боевой авиацией. Если следовать все той же легенде, внезапный удар немцев помешал поднять в воздух наши истребители. Неправда. Самое страшное, что многие, очень многие молодые летчики не смогли подняться в воздух. Непросто это было сделать при бомбардировке аэродромов. Позднее установили: все летчики, дравшиеся в Испании,
Фронтовики подтвердят: непростое это дело не растеряться при налете вражеской авиации, тем более если видишь эти самолеты впервые. И в человека впервые стрелять тяжело. А что испытывает новичок, когда видит идущий на него танк?
Не надо упрощать. Можно сколько угодно говорить о стратегии, о просчетах военачальников, но нельзя забывать о тех, кто призван осуществлять замыслы полководцев. Уже через три-четыре месяца армейские части дрались отлично. Факт общеизвестный и никого не удивляет. Это была уже не та армия, которая вступила в бой 22 июня, не имея опыта реальных действий.
Разумеется, отступление сорок первого нельзя объяснить только этим. Были и иные причины. Я не ставлю перед собою задачу представить на суд читателя очередное исследование на эту тему — пусть историю войны пишут историки. Но внести ясность в некоторые вопросы, убежден, стоит, тем более когда речь идет о прямой фальсификации известных многим событий.
Итак, миф первый, о том, как немцы застали нас врасплох. Для справки: ни один пограничный отряд, ни одно армейское соединение, нацеленное на контрудар, противником врасплох застигнуты не были. Скажем, вышли же части наших войск к Кенигсбергу И на юге враг не прошел. Почему?
Бытует еще одно утверждение: Советский Союз якобы не был готов к войне. Неверно это. Достаточно подсчитать вооружение, которое мы имели в первом эшелоне наших войск, и утверждение рассыпается, как карточный домик.
— Как же так? — спросит читатель. — И самолетов хватало, и танков было предостаточно, а немцы до Волги дошли.
Причин, повторяю, немало. Возможно, одна из них лежит в самой доктрине встречных ударов. Ведь как думалось: пусть ударят, а мы уж затем…
Нельзя сказать, что доктрина эта не верна в принципе. Так ведь потом и воевали. И неплохо, как известно. А сколь приемлема была она тогда — вопрос. Постфактум можно рассуждать и так: будь у нас обычная оборона, не рассчитанная на эти контрудары, потери, возможно, были бы меньшими, да и немцы продвигались бы медленнее. Кто знает… Во всяком случае, можно утверждать, что доктрина встречных ударов оказалась неотработанной и для командного состава той поры неприемлемой.
Наша армия была, к сожалению, не готова к мобильной войне с широким взаимодействием танковых соединений с авиацией, с фланговыми прорывами, окружением войск и т. д. Все это, кстати, проявилось еще в финскую войну. Многое до июня сорок первого удалось изменить, но полностью подготовить войска к современной войне все же не удалось. Хотя, повторяю, руководство армии в лице Тимошенко и Жукова сделало немало.
Полагаю, война с Финляндией, о которой почти ничего не известно и по сей день, имеет самое прямое отношение к теме. Именно после нее началась коренная перестройка в Красной Армии.
Из официальных источников:
Итог той «войны незнаменитой» — 53522 убитых советских солдата и офицера, 163772 раненых, свыше 12 тысяч обмороженных, 16208 пропавших без вести, более пяти тысяч пленных. Советские исторические источники утверждают, что столь же серьезный урон понесли советские войска и в боевой технике. Фронтовая авиация лишилась 540 машин, только 7-я армия при прорыве главной полосы линии Маннергейма потеряла 1244 танка.
Потери финской стороны по западным данным составили почти 20 тысяч убитыми, свыше 40 тысяч ранеными и 3273 человека пропали без вести. В советский плен попало немногим более тысячи финских солдат и офицеров. После подписания мирного договора все они возвратились на родину.
Как стало известно лишь недавно, в Финляндии находится по меньшей мере 76 братских захоронений советских военнопленных, погибших в финских лагерях с конца 1939 года.
Территориальные претензии Финляндии Советский Союз предъявил 31 октября 1939 года. Как известно, наши соседи возвели вдоль границы, проходящей по Карельскому перешейку, всего в тридцати с лишним километрах от Ленинграда, систему мощных укреплений, известную как линия Маннергейма. Советское правительство потребовало провести демилитаризацию приграничных районов и переноса границы на 70 километров от Ленинграда, ликвидации военно-морских баз вблизи наших границ в обмен на значительные территориальные уступки. Территорию в 2700 квадратных километров вблизи Ленинграда предлагалось обменять на 5500 квадратных километров в Карелии. Переговоры проходили трудно и желанного результата не дали.