Мой отец – нарком Берия
Шрифт:
Нынешняя моя должность – директор и Главный конструктор научно-исследовательского института «Комета» Министерства машиностроения, военно-промышленного комплекса и конверсии Украины. Название НИИ – оттуда, из начала пятидесятых, когда я вместе с такими же, как сам, молодыми одержимыми учеными создавал первые противокорабельные ракеты, засекреченные шифром «Комета».
Вот уже без малого тридцать лет связана моя жизнь с Киевом. Сюда я приехал после десятилетней ссылки в Свердловске.
Примечательная деталь. Власти так и не решились назвать уральский период моей жизни ссылкой официально. Но как иначе расценить пребывание мое в Свердловске? Везли под охраной, а
– Послушайте, не проще ли мне с вами ездить? И на остановках мерзнуть не буду, и на билетах сэкономлю?
Ребята «оттуда» даже не смутились:
– Делай вид, что не замечаешь, и не лишай нас хорошей работы…
На том и расстались. До следующего утра. С полным основанием можно говорить о провокациях против нас. Сужу хотя бы по тому, что к нам систематически подсылали разных людей. Десять лет тотальной слежки! Года через три-четыре после переезда на Урал получаем анонимное послание: приезжайте в Челябинск, вас будут ждать в такое-то время. Есть, мол, очень важный для вас разговор. Но ведь знали, что выезжать нам из Свердловска запрещено. Съездил-таки, но безрезультатно.
Дело в том, что тогда же нам подбросили в почтовый ящик снимок, на котором был запечатлен мой отец, прогуливающийся по… Буэнос-Айресу. В Аргентине он никогда не был. Естественно, мама была очень взволнована.
Вообще, история, связанная с этой загадочной фотографией, похлеще иного детектива.
Через несколько месяцев в почтовом ящике сказался журнал «Вокруг света». Храню его, как видите, до сих пор…
Пусть читатель поверит мне на слово: на снимке был запечатлен расстрелянный (?!) 23 декабря 1953 года Лаврентий Павлович Берия, прогуливающийся с дамой по площади Мая в… Буэнос-Айресе. На заднем плане красовался президентский дворец. Мало того, что первый заместитель Председателя Совета Министров СССР никогда не был в Латинской Америке, фотография действительно была датирована 1958 годом.
Со снимка смотрел Берия. Известный миллионам характерный поворот головы, надвинутая на глаза шляпа. В газетных подшивках 30-х – 50-х годов подобных фотографий можно найти тысячи. Эта же потрясла другим: один из ближайших соратников Сталина был запечатлен на фоне того самого президентского дворца. Это был тот же снимок. Текстовка в журнале гласила: «В шумной неистовой столице Аргентины есть и сравнительно спокойные уголки. Один из них – площадь Мая, где расположен дворец президента».
Эта загадка продолжает мучить меня и спустя десятилетия. Обратите внимание на фамилию автора снимка – И. Бессарабов. Самое удивительное, что даже в редакции никто не смог внятно объяснить, как это понимать. Когда мама впервые увидела эту фотографию, то была буквально потрясена: «Отец!» Мне трудно судить, кому и зачем понадобилось заниматься фальсификацией, у кого были возможности проиллюстрировать заметки аргентинского писателя Альфредо Варелы фальшивкой?
Возможно, таким образом нас хотели обвинить в подготовке перехода границы? Очередная анонимка с этим снимком сообщала, что в Анаклии, на берегу Черного моря, нас будет ждать человек с «очень важной информацией об отце». И хотя выезжать было запрещено, мама оформила больничный лист на заводе, а я организовал ее нелегальный перелет в Грузию. Несколько дней она появлялась в указанном месте, подолгу ждала, но никто так и не пришел.
Давление Системы мне в полной мере пришлось испытать на себе и после переезда в Киев. В первые годы работы на Украине слежка – я знал это совершенно точно – не прекращалась, как и в свое время в Свердловске, мне не давали быть научным руководителем. Хотя, признаюсь, помогали. Само дело требовало, чтобы я продолжал работать.
Со временем я начал вести себя несколько иначе и стал требовать формализованного права руководить поручаемыми мне работами. Должность Главного конструктора позволяла мне действовать не через доброжелателей, а вполне официально, через аппарат министерств и ведомств. Дело дошло даже до того, что меня стала привлекать к работе Академия наук, и я получил должность заместителя директора по науке академического института, стал Главным конструктором очень большой работы, связанной, скажем так, с созданием нового типа оружия.
Когда работы, которые мы вели с коллегами из Москвы, приобрели большую значимость (могу сказать только, что это было связано с космическими системами), решено было организовать в Киеве филиал Московского института. Так несколько лет назад я стал директором этого Научно-исследовательского центра.
Скажу совершенно откровенно: административная работа не привлекала меня ни в молодости, ни позднее. Но вынужден был считаться с обстоятельствами – для того, чтобы проводить нужную техническую политику, необходимо единоначалие. Техника не решается голосованием. Многолетний опыт убедил меня в том, что должны быть хорошо проверенные гипотезы, предпосылки, а решение должны принимать люди, отвечающие за конечный результат этого дела. Только из этих соображений я исходил, решая для себя такой важный вопрос.
Вполне допускаю, что все могло сложиться иначе и тогда, в самом конце пятьдесят четвертого, решение властей могло быть совершенно иным. Оставив меня в живых, можно было лишить заодно и любимой работы. Тем, что этого не случилось, я обязан, как уже говорил, исключительно советским ученым, выступившим в мою защиту. Видимо, Политбюро вынуждено было согласиться с их доводами. Впрочем, допускаю, что люди, находившиеся тогда на Олимпе власти, рассуждали так: а что, собственно, он собой представляет? Пусть попытается, лишенный всего, чего-то добиться в этой жизни…
Я же считал, что лишить человека званий, должности – это еще не все. Да, и здесь не хочу лукавить, в молодые годы меня задевало, когда людей, работавших вместе со мной, награждали, а от меня застенчиво отворачивались. Было такое, что скрывать.
Не скрою и того, что не раз была возможность у меня покинуть страну. И гораздо раньше, и в последние годы. Но поступи я так, предал бы память отца. Да и никогда не ставил я знака равенства между партийной верхушкой и страной, которой всю жизнь служил. Словом, и этот шаг, столь легко сделанный другими, оказался не для меня.
Из газеты «Нью-Йорк таймс»:
«Сергей Никитович Хрущев, сын советского руководителя, вошел в небольшое помещение иммиграционного бюро в городе Провиденс штата Род-Айленд и вышел оттуда с законными правами постоянного жителя Соединенных Штатов. Спустя 16 месяцев после падения Коммунистической партии Советского Союза 57-летний инженер, который стал политологом, и его жена Валентина ожидают выдаваемого иностранцам вида на жительство. В недавнем интервью, которое было взято у господина Хрущева, говорившего из своего дома в городе Кранстоне, штат Род-Айленд, он сказал, что решил добиваться права на постоянное жительство в Соединенных Штатах, “потому что в этой стране легче жить и работать. У меня все еще есть квартира в Москве. Там у меня есть и дача. У меня есть мои деревья и мой пруд, маленький пруд с рыбками”».