Мой панк-рок
Шрифт:
Что тогда, что сейчас я задаюсь одним и тем же вопросом: почему в этом мире так много боли?
Картошка. Ещё один эпизод забав и развлечений. Мои родители имели огромнейшее картофельное поле, а это предусматривало целый ряд комплексных мероприятий.
Сначала посадка. Коллеги с маминой работы, родственницы и просто любительницы выпить стягивались к назначенному времени и начинали методично втыкать картошку в землю. Кто-то делал это лучше, кто-то движимый только желанием поскорее бухнуть – хуже. Моей задачей было таскать картошку, обеспечивая бесперебойную подачу материала для высадки. Заканчивалось мероприятие вечеринкой с водкой и закуской, после чего милые дамы разбредались кто куда. Дальше наступала пора заваливания (изматывающего подсыпания земли на грядку), огребания (не менее изматывающего формирования пирамид внутри грядки и сбора колорадских жуков. Колорадских жуков мне было до ужаса жалко, я не понимал, зачем я должен их убивать, поэтому собрав их в банку я просто выпускал их в траву в конце грядки. Я искренне надеялся,
Каждая осень сваливалась как дурное дождливое серое облако. Прямиком на голову. Это был какой-то дабл-килл. Во-первых, нужно было идти в ненавистную школу, во-вторых наступала пора копать чёртову картошку. Порой меня брало отчаяние – я совсем не любил картошку и редко её ел. Я совсем не понимал зачем нужно тратить столько времени на этот дурацкий корнеплод. Сначала нужно было выдирать мясистые кусты и разросшиеся сорняки, чтобы оставить картофельное поле голым и беззащитным, трава резала руки, не отпускала свои корни, терзала мышцы. Дальше нужно было орудуя вилами вытащить корнеплоды из земли, дальше – ведрами собрать их в мешки, дальше – перетаскать мешки к месту их хранения, подвалу. Все это после уроков в школе естественно и в выходные, полностью посвящённые этому процессу. Сомневаюсь, что все эти счастливые детишки из Зова Джунглей проводили время также.
Моя школа была старой, построенной в каком-то там лохматом веке, с высокими потолками и печным отоплением. Она стояла посреди соснового бора и, наверное, это было круто, но из бора периодически приползали змеи, а после уроков вместе с другими детьми нужно было таскать дрова в школу.
Школу я не любил. Моя мама была учительницей в этой же школе. Поэтому учителя были вынуждены быть ко мне лояльны, хотя многие и не скрывали своего негатива. У меня был самый большой класс в школе – целых 17 человек. Часть из них отсеялась уже через год, но мой первый класс был большой. И тупой. Мои одноклассники были детьми работников местного колхоза, working class heroes. Воспитание и интеллект в них заложены были соответствующие. Самая отдаленная деревня от школы называлась Поцепкино и в ней жили самые отбитые и агрессивные дети. Я был робким и застенчивым мальчиком, к тому же уже тогда начали проявляться мои проблемы с лишним весом, которые красным швом продолжили идти бок о бок со мной сквозь всю мою жизнь. Я часто подвергался насилию, что странно – снова не физическому. Моральное насилие сыпалось на меня каждый день. Обороняться я не умел, поэтому все дальше уходил в свои психозы как в раковину. Я замыкался, закрывался и спасался в своих выдуманных мирах. Даже после полностью выматывающего дня в школе можно было вернуться домой и погрузиться в свои фантазии. Внутри них стреляли лазерами роботы и ревели динозавры. Я всей своей душой ненавижу это время. Мне до сих пор вселяют панический ужас мультфильмы Диснея. Я с радостью буду смотреть все части Пилы и Астрала, но от звуков заставки Дисней-клуба у меня шевелятся волосы на голове. Глубинный страх, который говорил, что за этим чертовым воскресеньем снова будет поход в школу, кажется и по-прежнему живёт где-то в глубинах моей головы. А все эти Русалочки и Мики-Маусы только усугубляли это ощущение и делали его ещё тошнотворнее.
Ровно также я ненавижу жёлтый электрический свет. В детстве у меня были необъяснимые приступы удушья. Взрослые включали свет, на улице была глубокая ночь, а мне казалось, что я умираю. А осенью ранним утром загорался все тот же жёлтый свет и это символизировало то, что пора собираться в школу за новой порцией знаний и унижений. Став взрослым, я старательно стал менять жёлтый свет на белый в любом помещении где мне предстояло бы жить и заморочено развешивал неоновую подсветку. Лишь бы не этот чертов жёлтый свет.
Однажды утром школа сгорела и это был кажется лучший день и лучший месяц в моей тогдашней жизни. Звучит не очень, но это было так. Это было очень мистично – огромные волны дыма летели мимо моего дома, хотя школа была достаточно далеко от него. Моя душа замирала в предвкушении чего-то нового, начала какой-то новой жизни. Было лето, пасмурно, все вокруг заволокло дымом, а я смотрел в окно и улыбался.
Этой осенью я пошёл в 6ой класс. К этому времени вокруг меня уже сложилась дурная слава нелюдимого странного мальчика, который был изгоем в классе и к тому же чуть не утонул в коровьем навозе, случайно забредя на ферму. Это была бы нелепая смерть, но выбравшись я подписал себе ментальное самоубийство. Кому в глухой зажатой закомплексованной и предельно необразованной деревне хотелось бы общаться с парнем искупавшемся в коровьих фекалиях? Часто идя домой после школы, я представлял, как превращаюсь в Мистерио из вселенной человека-паука и мощными ударными волнами обеих рук разношу свой класс и уничтожаю своих одноклассников. Суперзлодеи всегда нравились мне больше чем супергерои и в тайне я надеялся, что в каждом мультфильме зло победит.
Школа сгорела, и я ходил учиться во вторую смену в уцелевшем спортзале. С утра я копал чертову картошку, а днём шёл учиться. Кажется, в тот момент мои отношения с одноклассниками начали выравниваться, но свою порцию морального прессинга я все равно получал регулярно.
Примерно в это же время в моей жизни появилась музыка. Музыка была в моей жизни и раньше, но это была какая-то жуткая попса, эстрада, песня года, мрак.
Вся значимая музыка досталась мне от сестры. Как-то раз она привезла мне аудиокассету со странной обложкой, отдала и сказала, что сейчас это очень модно. Это был альбом Икра группы Мумий Тролль, который сделал моей голове лоботомию. Я боюсь представить сколько тысяч раз я прокрутил эту кассету. Это было настолько невероятно и удивительно, что я просто проваливался в этот новый мир, он был необъятным. Я мечтал видеть эту музыку по телевизору и слышать по радио, но слышал там одну лишь мерзкую попсу. Постепенно я нашёл похожую музыку – Сплин, Танцы Минус, что-то ещё и полностью перебрался в эту вселенную. Здесь прятаться было намного проще: стоило лишь включить знакомые треки и "шамамаманы все знают" уносили меня далеко от кромешного мрака, в котором была моя тогдашняя жизнь. Самыми счастливыми днями для меня были субботние выезды с семьей на рынок в районный центр. Стоило отцу припарковать машину, как я бегом устремлялся в толпу. Я знал все точки с аудиокассетами и размахивая старательно накопленными деньгами бежал к ним. Я покупал 5-6 аудиокассет, которые тщательно распихивал по карманам. На остатки денег я покупал какую-нибудь ерунду типа тетрадки, чтобы показать родителям и с нетерпением ждал приезда домой, чтобы уже включить заветные кусочки пластмассы. Аудиокассет в итоге у меня собралось какое-то неисчислимое множество. Я хранил их в коробке из-под обуви, которую все расширял и расширял. В итоге она стала занимать полкомнаты. Я скупал музыкальные журналы с постерами и постепенно стены моей комнаты покрылись лютыми рокерами. Все они были полными девиаций наркоманами. "Как круто!" – думал я. Уже тогда я понял, что все, что я слышу с экрана ТВ про наркотики – это полная чушь. Как-то планомерно в мою жизнь вошли the Prodigy и поставили все в ней с ног на голову, потом Enigma – первая психоделия моего детства. Все это формировало мой сумасшедший музыкальный вкус. Как-то я выкрал у отца ключи от его работы, проник туда, позвонил в Москву и заказал видеокассету с клипами Энигмы. Надо только представить это – звонок и детский не сломавшийся голосочек говорит – отправьте мне кассету "ремембер тхе футуре" в деревню Кривцово. Как-то тайно я заказал журнал про the Prodigy, счастливый забрал его с почты, а ночью на него вырвало кошку.
Все эти и другие мои тайные дела так и остались нераскрытыми. Пальнули меня только тогда, когда я оформил подписку на FUZZ, тогда она стоила каких-то бешеных денег. Мать отправила меня на почту подписаться на что-то и принести сдачу. Нести было нечего, импровизировать не получалось, и я крепко получил по голове. В ту пору от сестры мне уже перепали концертный альбом Nirvana, второй альбом Дельфина, массу музыки я купил себе сам, как фанатик я читал любую музыкальную прессу, что попадалась на глаза и был очень прошарен в музыкальном плане. Очень хотелось с кем-то это обсудить, но было совсем не с кем.
В школе мне хорошо давались все предметы, кроме физкультуры и труда – то есть тех двух предметов, где нужна была двигательная активность.
Учительница физкультуры была знойная, молодая и любила только спортивных детей: тех, что хорошо прыгали через козла, играли в волейбол и ставили рекорды по прыжкам в длину. Мне кажется будь её воля ко мне она бы относилась как полная мразь, но побаивалась моей мамы, что только удваивало её скрытую ярость. К 7-8му классу я стал натуральным толстяком. Какие уж тут прыжки через козла… Я проваливал абсолютно все нормативы, патологически не мог отжиматься и подтягиваться, не говоря уж о таких изысках, как лазить по канату и ходить по рукоходу. Кажется, что-то из этого я все же мог, но смех одноклассников и надменное лицо училки отбивали всякое желание пробовать. Отвращение к спорту она мне привила просто колоссальное. Впоследствии она неудачно вышла замуж и спилась. Но это уже другая история.
С учителем труда была абсолютно аналогичная история, но под другим углом. Он также боялся мою маму, люто ненавидел меня и боготворил моих одноклассников, которые могли и табуретку сделать и корабль из фанеры собрать. Я же на первом занятии показал все свои таланты, едва не отпилив себе палец пилой. Чертов препод решал все проблемы с помощью крика и оскорблений. До сих пор помню его гадливые усики. Впоследствии он завёл себе бабу и куда-то уехал. Не удивлюсь, если сейчас он сидит за какую-нибудь педофилию, чертов психопат.
Отчетливо помню момент, когда я решил что-то менять и перестал есть. Совсем. Раз в несколько дней я конечно что-то ел, что-то вроде яблок или творога с ягодами. Шаг за шагом я вёл себя к истощению. В сочетании с нагрузками вроде сенокоса, таскания воды и прочего, эффект был потрясающий. У меня стабильно держались чёрные круги под глазами, черты лица заострились, а на поворотах меня заносило. Родители пытались исправить положение и накладывали мне полные тарелки еды, но здесь начинал действовать наш преступный план: мой и моей собаки Зины. Стоило родителям отвернуться, в дело вступала Зина, которая в то время была сыта просто до отвала. Пару раз меня забирала скорая с острыми приступами желудочной боли. Мне прокапывали капельницы и отпускали домой, где я продолжал свой системный план по достижению худобы. Глядя сейчас на эти фото мне становится страшно – это натуральный Освенцим. Тогда же мне казалось, что я просто безобразно толстый. По всей видимости это была анорексия, просто тогда я этого слова не знал.