Мой папа рок-звезда

Ветрова Татьяна

— Он любит тебя, — со стороны двери звучит тихий голос сына.

Вздрагиваю, боясь оглянуться и увидеть в его глазах осуждение. Оно ударит по мне слишком сильно.

Я не готова.

— Прошло слишком много лет, — произношу в никуда. — За это время многое изменилось.

— Только у него ничего не изменилось!

Жмурюсь, прикусываю до боли губы и мечтаю исчезнуть. Слишком больно слышать подобное из уст родного сына. Слишком больно, чтобы вынести это одной.

Вздрагиваю и крепче сжимаю перила, когда за спиной раздается новая волна упреков:

— Он

любит! Любит! Когда ты уже это поймешь? — всхлипывает на последнем слове сын. — Ты такая глупая, мам.

Не хочу оборачиваться. Но мне все же приходится взять себя в руки и повернуться, чтобы убедиться в догадке. Красное от злости лицо и заплаканные глаза родного ребенка, в которых плещутся волны ненависти и непонимания ситуации в целом, причиняют такую боль, что я не выдерживаю и начинаю плакать сама.

Неосознанно делаю шаг вперед, протягиваю руку и… будто получаю пощечину. Антон упрямо трясет головой и отступает назад, вниз по ступенькам.

— Антон, все очень сложно, — пытаюсь донести до детского сознания, что не все так просто в этой жизни, и есть ситуации, которые по щелчку пальцев не решаются. Что у взрослых есть причины не быть вместе. Да, порой они глупы и наивны, но они есть. И это «есть» рано или поздно может стать причиной большого конфликта. Взять, к примеру недоверие. Это просто замечательный повод для ссор. Для расставания любящих сердец.

— Сложно? У вас, взрослых, все всегда сложно, правда, мам? Вы сами усложняете себе жизнь. Не проще ли было сказать ему, что любишь? Что сложного в том, что признаться самой себе в правде и вернуть мне отца? — схватив пластмассовую лопатку для обуви, с нескрываемой злостью надевает кроссовки.

Только сейчас я замечаю за плечами сына «толстый» рюкзак и дергаюсь в его сторону. Он поднимает на меня пасмурно-серые глаза, хмурит брови, заметив рывок. Я торможу, ни сделав ни шагу. Мне совершенно не нравится то, что я сейчас наблюдаю, но еще больше мне не нравится возможность потерять его доверие.

— Антон, успокойся, пожалуйста, — выставляю перед собой руки в примирительном жесте и отступаю в сторону, преграждая путь к побегу. — Ты понимаешь не все. Все очень сложно, — трясу головой и сжимаю кулаки. Боль растекается по телу, оседает в груди и давит, причиняя адскую боль.

— Конечно, я же еще маленький ребенок. Куда мне до вас, взрослых, — злорадно усмехается и с психом швыряет лопатку в угол. Она ударяется о вазу, оглашающий звон бьет по нервам и заставляет крепче сжать кулаки. От безнадежности. Лопатка с грохотом летит на пол, вместе с ней летят надежды на мирное разрешение конфликта. — А ты взрослая и все понимаешь? Только вот нет, ты ничего не понимаешь! Слышишь? — кричит, тыча в меня указательным пальцем. — Ты не понимаешь! И не видишь, как папа страдает. Что сложного в том, чтобы дать ему шанс? Он же любит нас и часто приезжает в гости, а у него ведь работа. Он по ночам работает, я сам это видел. А еще видел, что ты постоянно от него шарахаешься, будто он прокаженный какой-то. Но он мой отец! И я люблю его! Слышишь?

Я ошеломлена.

Такой

бурной реакции от сына я не ожидала. Он никогда не позволял себе таких слов и тем более эмоций, последние несколько лет так вообще тишь да гладь была. Стою, хлопаю ресницами и думаю, что ему сказать на все это. А еще откуда он знает, что его отец работает ночами, думая, что мы спим? Неужто сын за ним подглядывал так же, как и я? Да не-е-е. Быть такого не может.

— Антон, прошло слишком много времени, и мы с твоим отцом во многом изменились. Стали слишком разными, — пытаюсь вразумить сына, остановить и нормально поговорить, но это оказывается выше моих сил.

Зло зыркнув на меня, он спрыгивает со ступеньки и поднимает с газона велосипед.

— Ты врешь! Просто ищешь отмазку, чтобы не прощать его.

А ведь не поспоришь.

Сын действительно прав. Все на самом деле так и есть. Я просто ищу отмазку, чтобы не прощать его и… себя.

— Позволь поинтересоваться, а куда ты собрался в таком виде на ночь глядя? — взмахиваю рукой, делая акцент на его ногах. На нем домашнее трико с вытянутыми коленками. Он так и не переоделся. Но хуже то, что он никогда в таком виде не выходил за пределы двора.

— А разве это так важно? Я думал, что тебе и на меня плевать, — вцепившись в руль велосипеда, приподнимает переднее колесо и разворачивает свой агрегат в сторону калитки.

Вспыхнув, как спичка, от таких язвительных слов, подлетаю к ошалевшему от моей скорости сыну и впиваюсь ногтями в седло. Не отпущу! Ни за что в жизни.

— Ты что такое говоришь? Немедленно оставь велосипед в покое и иди в свою комнату, — бросаю на него гневный взгляд, раньше он всегда срабатывал. — Мы обязательно поговорим, когда оба успокоимся.

— И не подумаю, — со всей силы дергает на себя велосипед, я еле сдерживаюсь на ногах, — Отпусти! Хватит! Я уже не маленький и сам могу решать, с кем хочу быть.

В какой-то момент я осознаю, что если продолжу борьбу, то сделаю только хуже. Через не могу, через не хочу разжимаю пальцы и отпускаю. Словно под гипнозом наблюдаю, как дергается велосипед, как ухмыляется и прячет глаза сын. Я замираю в немом шоке. Только грохот собственного сердца, напоминающий о том, что я еще жива, не дает уйти в себя. Мне страшно! Такое чувство, что только сейчас я познаю по-настоящему переходный возраст подростка. Когда эмоции бушуют, когда их захлестывают взрывные волны, и подростки просто не в состоянии найти себя.

— Куда собрался? — выдыхаю, сжимая в кулаках низ длинного свитера и непрерывно продолжая следить за дергаными движениями сына.

— К отцу. Он хотя бы понимает меня, — Антон запрыгивает на велосипед и скрывается за углом дома.

Пять.

Ровно пять секунд мне требуется для того, чтобы стартануть следом за ним. Встряхнув головной и прогнав самые ужасные мысли, которые успели пробраться внутрь меня, выруливаю за угол дома. Ноги несут вперед, изо рта вырываются крики и вопли.

— Он уехал, — кричу, подбегая к закрывающейся от ветра калитке, — Антон, остановись, пожалуйста.