Мой портфель
Шрифт:
– Как, вы еще не знаете? (Щелкнула. Отключилась.)
– Нет, нет. Что случилось? Пожалуйста!
– Уже месяц, как вам поменяли адрес.
– Ой! Ай! За что? Куда бежать? Всему дому поменяли?
Она (щелкнула). – Нет. Только вам.
Он (растерянно). – Что же делать? Я же так жду. А тут приходят письма, повестки на фамилию Крысюк. Куда их пересылать?
– Постойте,
– Нет.
– Это вам.
– Как?… Я же…
– У вас изменилась фамилия в связи с вводом новой станции. Разве вы не получали открытку?
– Нет… Что же теперь делать? Меня же никто не знает…
– Вас предупредили. Вот у меня список. Против вас стоит птичка: «Предупрежден».
– Нет, нет. Я ничего не получал.
– Значит, получите. (Щелкнула, положила трубку.)
– Девушка…
– Восьмая.
– Мне пятнадцатую, пожалуйста.
– Минутку.
– Простите, милая пятнадцатая, как меня теперь зовут?
– Это Крысюк?
– Д-да…
– Сейчас, сейчас… Семен Эммануилович.
– Так я уже не…
– Нет-нет. Это все осталось. Год рождения – 1926.
– Мне же сорок два…
– Это по-старому. Вам теперь пятьдесят шесть, еврей!
– Опять?!
– Да. Родители – кулаки-землевладельцы.
– Откуда? Что? Какие землевладельцы? Мы из служащих…
– Нет, нет. Это изменено. Вам должны были послать открытку, но я вам могу зачитать, если хотите.
– Да. Да. Обязательно.
– Крысюк Семен Эммануилович, пятьдесят шесть лет, из раскулаченных, продавец.
– Кто?
– Продавец овощного отдела.
– Позвольте. Я врач. С высшим. Первый медицинский в пятьдесят втором году.
– Нет, нет. Это отменено. Вы продавец.
– Где, в каком магазине?
– Вы сейчас без работы. Вы под следствием и дали подписку.
– За что?
– Недовес, обвес. Этого в карточке нет, то ли вы скрывались. Я не поняла. Вам пришлют. Там что-то мелкое. Ну, у вас родственники там…
– Нет у меня там.
– Теперь есть.
– Где?
– В Турции.
– Турки?
– Нет… Сейчас палестинцы. Тут написано, что вы подавали какие-то документы. Что-то просили.
– Что просил?
– Тут не ясно. Вам отказано. И от соседей заявление. Просят вас изолировать.
– Мы же незнакомы. Я их никогда не видел.
– Просьба рассматривается. Скажите спасибо, что у меня время есть. Я не обязана отвечать, я завтра ухожу в декрет, так уж сегодня настроение хорошее!
– Спасибо вам, пятнадцатая, пусть ваш ребенок будет здоров.
– Так что вы сейчас из дому не выходите. Соседи могут избить вас.
– Ладно. Спасибо. А тут письма, повестки на имя Крысюка, что делать?
– Ну как? Отвечайте. Это вам все!
– Простите, у меня дети есть?
– Сейчас… Маша, посмотри, у Крысюка дети… (Щелкнула.) Минуточку! (Щелкнула.) Двое. Сын восемнадцать и дочь двадцать семь.
– Где они?
– Уехали в прошлом году.
– Они мне пишут?
– Минуточку. (Щелчок.) Им от вашего имени сообщили, что вы скончались.
– А всем, кто меня вспомнит под старой фамилией?…
– Лучше не стоит общаться. У вас и так хватает… Вам еще – курс лечения…
– От чего?
– Здесь сказано – туберкулез.
– Но я здоров.
– Сказано – кашель.
– Возможно.
– Вам тут что-то положено.
– Что?!
– Штраф какой-то.
– Спасибо.
– Да! Вы должны явиться.
– Ну и черт с ним.
– Нет. За деньгами. Перевод был. Но вас не нашли.
– Как – не нашли? Вот же находят все время.
– Вас не нашли и отправили обратно.
– Откуда перевод?
– Не сказано.
– Скажите, девушка, а внешность мне не изменили?
– Вот вы даете. А как же можно внешность изменить? На глупости у меня нет времени. (Щелчок.)
– Так что же мне делать?
(Голос из трубки): – Ждите, ждите, ждите…
Давайте разберемся
Меня возмущают те, кто возмущается.
Меня удивляют те, кто удивляется.
Ибо все претензии к нашей жизни отпадают, если с трудом понять и без труда сформулировать.
Наша жизнь солдатская.
И шутки солдатские.
И товары наши солдатские.
И утварь наша солдатская.
И разговоры наши солдатские.
И стадионы у нас солдатские.
И еда и командиры.
И жалобы наши солдатские и их обсуждения, и развлечения наши и их обсуждения, и намеки наши солдатские, и ответный хохот.
И жены наши солдатки.
И лечение, и похороны после него.
И архитектура наша простая казарменная.
И заборы, и ворота среди них.
И покрашенная трава.
И побеленные колеса.
А начальство наше генералы.
И дома у них генеральские.
И шутки у них генеральские.
И шапки у них генеральские.
И жены, и дети у них генеральские.
И лечение, и похороны после него…
А мода у нас солдатская.
И манера у нас одна на всех.