Мой портфель
Шрифт:
Двенадцатое: очень любит высокий заработок… Так дайте ему! В чем дело?!!
Тринадцатое: очень хочет быть мостом между Украиной и Россией, только чтоб не ходили.
Четырнадцатое:… очень хотелось бы, но не сможет.
Пятнадцатое: а даже, если сможет? Что делать потом – вот вопрос?
Шестнадцатое: в раздетом виде широк. В одетом скуповат.
Семнадцатое: напоминает попугая в клетке. Сидит накрытый одеялом. Вдруг поднимают одеяло. Яркий свет, тысяча глаз и он говорит, говорит. Опустили одеяло – тихо, темно, кто в клетке – неизвестно.
Восемнадцатое: дружбе и любви относится по-разному: ненавидит веревки, обожает нити.
Я его вызвал
Я его вызвал, и он пришел ко мне с тонометром.
– Вам 60 лет, – сказал он. – Что тут не ясно? Большой живот – вот результат.
Давление – результат.
Изжоги – результат.
Сердцебиение – результат.
Вам 60 и от чего-то надо отказаться.
Так от чего отказываться будем?
а) Бабы – вычеркиваем
б) Выпивка – вычеркиваем
в) Вкусная еда – вычеркиваем
г) Лежание с книгой – вычеркиваем
д) Ужин с друзьями
е) Утренний кофе
ж) Ночной коньяк
з) Жареное
и) Копченое
к) Газеты на ночь.
– Что там осталось? – просипел больной.
Остались: свежий воздух, утренний бассейн, вареная морковь, жена.
Неделю пролежал со списком.
Потом восстановил последний пункт.
Последний пункт, он легкий самый.
Одна газета на ночь…
Но там такие гадости, но там такие сволочи, но там такие выборы. Ну, не заснешь и все… Берешь хоть книгу.
А там такие гадости, а там такие мерзости, там все так мерзко красочно, и так умирают длительно от ран в паху.
Причем все в шестьдесят. Все в шестьдесят!
Ну, как тут не восстановить пункт «ж».
Чуть-чуть.
И тут оно как завертелось и выстрелило наблюдениями, итогами и меткими словами.
Ну как тут не поговорить чуть-чуть.
Ну не с мужчинами же, а?
Ведь надо ж «а» узнать, что есть…
Прощупать хоть по телефону… людей…
А дома спят. Из мужиков же по ночам почти никто не говорит.
Они все спят от вредности дневного…
Приходится слегка восстановить пункт первый.
Слегка… Чтоб жизнь почувствовать.
А там все оживились:
«Куда пропал? Что за манеры и когда?»
Зачем когда? Я просто так.
Ну просто так когда?
А о здоровье с дамой неприлично. Мы разные. Здоровье разное и разные врачи. За что и любим.
Понастыдили. Нарушил пункт второй по-крупному.
С ним третий. Как же без закуски.
И мужики не говорят так просто. Только с пунктом «д».
То есть оплачиваю я их выпивку, депрессию, рукопожатия.
А как там разглядишь копчености во всем масштабе нарушений.
От утреннего кофе отказался, хотя бы потому что наступает он в 16.00.
Ночной обед, дневная баба. Зарядка вечером, а утром мертвый сон. Живот, подагра, ревматизм, ангина, сердце, частый пульс, друзья, копчености, девицы с маринадом.
И он с тонометром.
– Так от чего откажемся? Давай попробуем от новостей.
– Нет, нет, – вновь просипел больной.
– От баб? – он поглядел на циферблат, – от выпивки, от чтенья на ночь, от ночных раздумий? Ты видишь, что нельзя от одного. Ото всего.
Ото всего. Ото чего? Ото всего!…
И что там остается?
Прогулки, свежий воздух, овощи, окно…
– И никаких ночных раздумий?
– Никаких.
– Когда ответ?… Постой, а может, я здоров?
– Вполне возможно. Когда б не результаты измерений…
– Тогда поступим так. Мы список размножаем в двух экземплярах и ищем точки соприкосновения. А если не найдем – то снова соберемся. А если в третий раз не выйдет, тогда исход один.
– Какой?
– Какой! Со своим списком каждый. Но список наоборот. Перечисление органов: желудок, печень, сердце, голова, суставы, позвоночник… Кто от чего откажется?… И снова соберемся.
Птичка не усидит – дергается, дергается. Чего суетишься? Чего дергаешься? А кормиться надо. Кормиться и плодиться. Плодиться и кормиться.
Если бы их не поедали другие, которым тоже плодиться надо, страшно было бы подумать.
Все мы бегаем и тучнеем для кого-то. Подумай, прежде чем поправиться, хочется ли тебе, чтоб он так вкусно кормился и плодился.
Время музыки
Странно: мы все понимаем, как глубока и вечна классическая музыка. Но властвует легкая. Как политика над учеными. Коли легкое властвует, надо его выбирать, как выбирают политику, надо его предлагать, как предлагают политику.
Легкая музыка делает эпоху.
Музыка не нуждается в переводе.
Могли бы и буквы придумать общие для всех народов – не захотели. Они думали, что буквы главное. Буквы сохраняют нацию. Ноты главнее. Общие для всех наций ноты сделали свое дело – можно стучать в кастрюли, обижаться на засилие, а побеждает та музыка, которая побеждает. Американская, итальянская. И обижаться нечего, тем более, что американская – наполовину наша.
И Гершвин, и Берлин, и Покрасс. Не обижается Америка и выигрывает. А мы всю музыку, всю физику, все тексты подсчитываем, подсчитываем и проигрываем, проигрываем от огромного комплекса неполноценности.