Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов
Шрифт:
Тогда я вспомнил, что у бабушки в сундуке хранилась огромная старинная Библия, изданная еще до революции. И я стал упрашивать бабушку дать мне почитать Библию, которую она доставала лишь по самым большим праздникам; в конце концов ее сердце дрогнуло, и, взяв с меня честное-пречестное пионерское слово, что я не буду ничего там рвать и рисовать, бабуля выдала мне на руки толстенный фолиант. К моему огорчению, книга была напечатана на непонятном славянском языке, но я три дня честно пытался одолеть все четыре Евангелия, записывая в тетрадку наиболее значимые эпизоды.
Итогом моих
Вместо этого я переключился на перефотографирование портретов рок-звезд – в то время спрос на подобную продукцию среди моих сверстников был куда выше, да и причастность к «деловым кругам» стала для меня пропуском в самые крутые компании нашей школьной «золотой молодежи».
Своего отношения к религии я старался не афишировать, хотя в старших классах любил иногда заходить в одну небольшую церковь. Отчасти это объяснялось тем, что в те дни, когда я прогуливал контрольные по математике, мне больше некуда было пойти. Занятия в школе начинались в 8 утра, первый киносеанс – в девять или десять утра и, чтобы не болтаться полтора часа на улице в мороз, я шел в церковь. Внутри храма было тепло и уютно, горели свечи, вкусно пахло ладаном и хлебом. Обычно я устраивался где-нибудь в углу на скамеечке и слушал службу, стараясь ничем не обращать на себя внимания.
Однако уже в 15 лет это внутреннее ощущение Божьего присутствия куда-то исчезло, уступив место отчужденности. Я не разуверился в Боге, но думал, что Ему до нас уже нет никакого дела. Вполне возможно когда-то Он действительно сотворил людей, но потом они разочаровали Его. И Господь махнул на нас рукой, предоставив самим себе. Как, например, махнули рукой на меня мои родители, занятые в те годы работой и выживанием семьи.
Я сам о Боге в те годы вспоминал нечасто. Хотя, когда я поступил учиться в университет – а случилось это в последний год существования Советского союза, религиозность и богоискательство были в моде среди моих сверстников. Но затем распад советской системы запустил и процесс личностного разрушения миллионов советских людей, а потрясения от шоковых реформ в мгновение ока уничтожили все нравственные барьеры и представления о добре и зле.
Бог? О Нем тогда никто и не вспоминал. Рок-музыкант Армен Григорян, лидер популярной и то время группы «Крематорий» пел: «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть». Эти слова и были девизом нашей компании: мы старались попробовать все удовольствия этого мира, все расширяющие сознание препараты и средства, полагая, что завтра всех нас ждет угасание и смерть.
При этом мы чувствовали себя высоко духовными людьми: мы читали Розанова и Андреева, Блаватскую и Гурджиева. Мы спорили о трудах Мережковского, Фрезера и Кастанеды, штудировали самиздатовские переводы Алистера Кроули и Антона Ла-Вея – основателей сатанинских культов. До кровавых жертв и средневековых карнавальных ритуалов дело, слава Богу, не дошло, но ощущение причастности к мистическим тайнам и кругу избранных приятно щекотало чувство собственного величия.
Именно в тот момент в моей голове и родилась идея, которая пленила мое воображение: «Смысл человеческой жизни заключается в том, чтобы познать себя: понять, насколько низко человек может пасть, а потом узнать, до каких высот он может подняться».
И я с радостью идиота пошел осваивать первый этап – падение в бездну. Да, многие любят употреблять это слово – «бездна», хотя, на мой взгляд, куда уместнее сравнивать деградацию человека с болотом: все происходит плавно и приятно, шажок за шажком, компромисс, заключенный со своей совестью, тянет за собой другой компромисс, предательство идет за предательством… И, главное, человек все время пребывает в иллюзии, что в любой момент можно остановиться и выбраться из этого болота, как из ванны с целебной грязью. Вот же он – берег, я сейчас подтянусь и готово! И только пытаясь подтянуться, начинаешь понимать, что завяз уже по самое горло, что трясина не отпустит тебя, и прямо сейчас черная зловонная жижа хлынет в легкие…
Когда я впервые почувствовал, что нужно выбираться? Наверное, когда вокруг меня стали гибнуть мои друзья и однокурсники. Сначала покончила с собой одна моя однокурсница, затем свел счеты с жизнью мой близкий друг – наверное, самый веселый и светлый человек из всех, кого я встречал в жизни. Затем погиб еще один человек, другой, третий, пятый… В те годы мы с однокурсниками буквально кожей ощущали, как смерть ходит среди нас, и каждый из нас ждал, что вот-вот настанет его очередь.
Иногда мне казалось, что я тоже умер, а весь окружающий мир – не более чем иллюзия, всполохи умирающего сознания. Или же ад, преисподняя. В самом деле, почему ад должен выглядеть как фантазия Данте с рогатыми чертями? Ад – это проекция нашего мира, но с незаметными на первый взгляд нюансами: здесь нормой является то, что в нормальном мире кажется абсурдом, дикостью и невозможной нелепостью. Только мы все забыли, что мы умерли.
Словом, из этого кошмара нужно было выбираться. Я решительно оборвал все старые связи и с головой ушел в работу. Делать карьеру мне понравилось, но через некоторое время профессиональные связи привели меня к очень близкому знакомству с криминальными структурами. В частности, я стал работать в одной рейдерской фирме, занимавшейся захватами и принудительными банкротствами акционерных обществ – в основном, старых советских предприятий, заводские корпуса которых потом перестраивались в бизнес-центры. Однажды коммерческая война переросла в войну настоящую, и подосланный киллер расстрелял у дверей офиса моего босса и нанимателя. Босс выжил только чудом, получив очень серьезные ранения. Прошла информация, что и на ключевых сотрудников компании, в том числе на меня, тоже готовятся покушения.
Вскоре нашей фирмой заинтересовались правоохранительные органы (разумеется, интерес органов правопорядка был стимулирован соответствующими бизнес-структурами). В итоге организация была ликвидирована, и многие люди ушли в бега.
Конец ознакомительного фрагмента.