Мой пылкий рыцарь
Шрифт:
Рональд пожал плечами:
— Не хочу. По-моему, ты и так достаточно напуган, и мне не хотелось бы усиливать твои страхи.
— Любой человек в здравом уме испугался бы смертельных объятий лихорадки.
— Согласен. Видно, придется сказать тебе правду. Я чувствовал бы гораздо большую уверенность в выздоровлении моей девоньки, если бы этот ублюдок Дугган, будь он трижды проклят, не нанес ей вреда еще до того, как ее ранили. Он зверски избил ее по крайней мере дважды.
— Откуда тебе это известно?
— Об этом говорит цвет синяков на теле моей крошки. Одни из них ярче, чем другие. Они появились в разное время, в этом я совершенно уверен. И еще моя девонька очень исхудала, а ведь она никогда не имела лишнего
— Она в самом деле сильная женщина, но на этот раз, боюсь, ей на долю выпало слишком суровое испытание.
— Все в руках Божьих.
— Да простит мне Господь мое невольное богохульство, но хотелось бы по крайней мере знать его планы. Это избавило бы нас от напрасного беспокойства. — Заметив, что Рональд усмехнулся, Гейбл тоже ответил улыбкой. — А как ты сам себя чувствуешь? Сможешь ли ухаживать за Эйнсли?
— Хорошо, хотя и не так, как хотелось бы. Мне придется время от времени прибегать к посторонней помощи, чтобы хоть немного отдыхать самому. Если я тоже свалюсь, моей девоньке от этого будет только хуже. Я нужен ей здоровый и сильный, тогда и она сможет поправиться. А теперь не окажешь ли ты мне любезность? Мне хотелось бы знать, как ранили Эйнсли и какова судьба моего родного Кенгарвея.
Вздохнув, Гейбл приступил к невеселому рассказу, попутно отвечая на вопросы Рональда. Горе старика по поводу гибели ни в чем не повинных людей, своих родичей, пострадавших из-за необдуманных действий Дуггана Макнейрна, было по-человечески понятно. Поведав Рональду о том, как отнеслись братья Эйнсли к тому, что теперь лэрд Бельфлера будет владеть Кенгарвеем, Гейбл с нетерпением ждал ответа старика. Ему также было интересно послушать мнение Рональда о Дональде Ливингстоне.
— Мне приятно слышать, что ребятки живы и примирились со своей потерей, — выслушав Гейбла, заметил Рональд.
— А ты уверен, что примирились? — спросил рыцарь, поправляя одеяло на Эйнсли.
— Конечно. По правде говоря, я думаю, никто из них и не рассчитывал когда-нибудь править в Кенгарвее — уж слишком бурную, полную опасностей жизнь они вели, когда был жив их отец. Да и от замка могло ничего не остаться. Конечно, парни не лишены недостатков. Да и могло ли быть иначе, если вспомнить, что воспитывал их Дугган Макнейрн? К счастью, не он один оказывал на них влияние. Их мать оставила свой след в душах и сердцах своих сыновей. Так что можешь не беспокоиться — новый Дугган Макнейрн среди них не появится!
— Мне показалось, Колин считает, что их сестра Элспет унаследовала характер отца.
— Бессердечная девчонка с низкой душой! Да, если бы она родилась мужчиной, то могла бы стать вторым Дугганом.
— Но она могла бы заставить своего мужа участвовать в сражении вместо нее.
— Для этого он слишком слаб духом. Ливингстон может всеми правдами и неправдами добиваться желаемого, но постарается сделать это, не ввязываясь в драку и по возможности не допуская неприятеля к своим воротам. Нам повезло, что Элспет вышла замуж за такого труса. Ливингстон наверняка явится сюда и выскажет свои претензии. Он может обратиться с ними даже к королю. Но если ты откажешь ему, можешь не опасаться, что тебе придется вновь сражаться с родичами Эйнсли.
— Отлично! Теперь моей единственной заботой является сама Эйнсли. Мне нужно многое сказать ей и кое о чем попросить, когда она поправится…
Рональд промолчал. Гейбл отослал старика поспать хотя бы несколько часов, поскольку состояние Эйнсли хотя и не улучшилось, но особых опасений не внушало. Однако, оставшись один, рыцарь сразу почувствовал себя неуютно. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь постоянно сидел рядом и внушал ему, что рана Эйнсли не опасна и все обойдется. Вместе с тем подобные заверения почти не меняли дела, поскольку в глубине души Гейбл сильно сомневался в их искренности. Занимая место Рональда у постели больной, рыцарь мысленно укорял себя за эти причуды. Но что поделаешь, если единственным человеком, который сумел бы убедить его в выздоровлении Эйнсли, была сама девушка, а она до сих пор не подала ни одного обнадеживающего сигнала. Гейбл от души надеялся, что скоро такие сигналы появятся.
Гейбл потянулся и плеснул себе в лицо холодной водой. Прошло уже три долгих дня с той поры, как он привез Эйнсли в Бельфлер, и почти все это время он провел у ее постели. Он умывал девушку, менял ей белье, пытался заставить проглотить хоть немного горячего бульона, когда к ней ненадолго возвращалось сознание, старался успокоить, когда ее начинали мучить кошмары, вызванные лихорадкой. Лишь однажды за все время Эйнсли очнулась настолько, что даже назвала Гейбла по имени и, протянув руку, коснулась его щеки. Однако рыцаря это мало утешило, поскольку по ее поведению было ясно, что девушка не отдает себе отчета в том, где она находится и как здесь очутилась.
Налив стакан вина, Гейбл снова занял свой пост у постели Эйнсли. В те редкие минуты, когда он возвращался к себе в спальню и пытался уснуть, мысленно он все равно оставался здесь. Покидая комнату Эйнсли, рыцарь не переставал тревожиться за ее судьбу, страстно желая, чтобы в состоянии девушки поскорее произошли желанные перемены. По замечаниям Рональда, хотя старик пытался скрывать свое беспокойство, Гейбл чувствовал, что тот тоже встревожен.
Решив, что настала пора хоть немного передохнуть, тем более что толку от его ночного бдения все равно было немного, Гейбл наклонился к Эйнсли, чтобы пощупать ее лоб. Это уже вошло у него в привычку, поскольку повторялось по нескольку десятков раз на дню. Однако на этот раз, коснувшись лба больной, рыцарь тут же отдернул руку. Поднеся ладонь к свету, он не поверил своим глазам — рука была влажна от пота. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Гейбл снова положил руку на лоб Эйнсли, затем нервно вскочил и принялся ощупывать все ее тело. Девушка была вся в испарине с головы до ног. Гейбл встал. Он не знал, чего ему больше хочется — то ли прижать Эйнсли к груди от избытка чувств, то ли бежать по всему Бельфлеру, сообщая каждому, что лихорадка, терзавшая девушку, наконец отступила.
Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя и немного успокоиться, Гейбл снова опустился на стул. Предстояло обдумать дальнейшие действия. Ему очень не хотелось оставлять Эйнсли одну — а вдруг она проснется и испугается? — и в то же время он понимал, что необходимо как можно скорее разыскать Рональда. Гейбл выбрал нечто среднее — подойдя к двери, окликнул проходившую мимо горничную и приказал ей сейчас же привести старика. Только потом рыцарь вернулся на свой пост. Сев на краешек постели, он взял руку Эйнсли и уставился на ее лицо, страстно желая, чтобы она наконец открыла глаза. Ему хотелось убедиться, что взор ее стал осмысленным и из него ушла дымка забытья, омрачавшая взгляд Эйнсли в течение долгих дней.
Эйнсли поморщилась и слегка пошевелилась. Она чувствовала себя слабой и измученной, к тому же все тело покрывала неприятная влага. Осознав, что кто-то крепко держит ее за руку, девушка открыла глаза, удивленная тем, каких усилий стоило ей это нехитрое движение. Увидев Гейбла, она захотела улыбнуться, но губы ее так спеклись, что чуть не лопнули, когда она попыталась слегка их раздвинуть.
Гейбл нежно коснулся губ Эйнсли, а она тем временем внимательно изучала его. Он выглядел не слишком хорошо. Усталость проложила резкие складки вокруг рта, а в глазах стояло выражение тревоги. Подняв руку, Эйнсли попыталась коснуться щетины на его подбородке и тут же, чертыхнувшись, бессильно уронила ладонь на одеяло, так и не достигнув цели.