Мой самый-самый бывший
Шрифт:
Лиза пользуется моментом. Пытается улизнуть, так окончив разговор. Не даю, перехватываю за руку. Раз уж мы тут по больному проходимся...
– Что я тебе ночью наговорил?
– хрипло интересуюсь, когда оборачивается.
– А ты не помнишь?
– Нет.
– Алкаш, - фыркает, шмыгнув носом.
– Вот не надо. Как давно ты думаешь о разводе, а?
– Что?
– Лизка очень натурально хлопает зелеными глазами. Но она и специально так умеет прекрасно.
– Что слышала. Как давно?
– напираю я.
Мне жизненно необходимо это знать. Непроизвольно сильнее сжимаю пальцы вокруг ее тонкого запястья. И кажется делаю больно. У Лизы расширяются глаза, нервно дергает рукой, пытаясь от меня избавиться.
– Достаточно. Пусти!
– рычит сквозь зубы.
Отпускаю. Оглушила меня своим "достаточно" наповал. Вырывается, потирает запястье, исподлобья смотря на меня.
– Я пошла собираться, у меня вылет через полтора часа. По поводу детей я уже договорилась с твоей мамой, что она сегодня вечером к нам зайдет, всех уложит, так что не переживай.
9. Сашка
9. Сашка
– Подъем. Пять минут на сборы!
– я стягиваю одеяло со стонущего какие-то невнятные протесты Лёвки и отправляюсь в комнату его младшей сестры.
Здесь замедляюсь на пороге, потому что будить лохматого подростка с ломающимся в самые неподходящие моменты голосом и рыженькую зефирную принцессу - не одно и тоже для меня.
Алиска так сладко сопит, обвив метровую подушку - кота, что мне слабовольно хочется дать ей еще пару минут понежиться в кровати. Темные пушистые ресницы дрожат на нежных, еще по-детски пухленьких щеках и почти задевают россыпь едва заметных веснушек. Носик кнопкой забавно морщится во сне.
Дочка - вылитая юная Лиза. И сейчас, когда ее мать шляется не пойми где вместе с банкиром- русалкой, смотреть на нее мне сладко и больно одновременно. Очень странное щемящее чувство в груди. Ну хотя бы эта девочка навсегда моя, мелькает в голове вперемешку с отрывками вчерашнего дурацкого дня и вечера.
Вечером жена вроде бы хотела пойти на мировую. Звонила, но я действительно был занят, проводя инструктаж по предстоящему походу. Потом написала пару смсок- подлизок. Ласковых и выводящих на разговор. Но настроение у меня было только опять поругаться, а вроде бы куда уж еще, и я их проигнорировал.
А с утра теперь мучает мысль, что наверно зря…
Как бы там еврейский русал ее не утешил. Нет, я доверяю жене на самом деле, но она - обиженная красивая женщина. И мне сложно представить лучше почву для посторонних ухаживаний.
– Лиса Алиса, вставай, - подойдя, легонько треплю дочку по плечу.
Присаживаюсь на край кровати, любуясь ее юным заспанным личиком. Как кукла она.
– М-м-м... па-а-ап!
– сладко зевает дочь и пытается скрыться от меня под одеялом.
– Давай-давай, солнце уже высоко, - не позволяю улизнуть, сгребая ее в охапку прямо вместе с подушкой-котом и одеялом. Щекочу.
Брыкается, хихикает, визжит.
– Па-а-ап! Всё, встала, всё! Отстань!!!
И заряжает мне острой пяткой по печени. Охнув, отпускаю. Что-то принцессы нынче не ты пошли. Алиса тем временем выбирается наружу из-под одеяла и сдувает с лица волнистую рыжую прядь. Озирается, с трудом продирая сонные зеленые глазенки.
– Врешь ты! Какое солнце! Темень еще!
– возмущенно фырчит и пытается лечь опять.
– Шесть утра, для юных работящих негров самое то. Так что марш зубы чистить и вниз завтракать.
– Каких еще негров?
– кривится Алиска.
– Которые "работать, солнце уже высоко", - терпеливо объясняю, поднимаясь с ее постели. Молодежь...
– Там "еще высоко" вроде было, - демонстрируя, что что-то знает, придирается юная заклепочница. Вся в мать.
– Будешь умничать - оставлю с бабушкой, - использую свой главный козырь.
Волком смотрит, но тут же спускает тощие ножки - палочки с кровати на пол.
– Только можно без каши, - пытается хоть на чем-то настоять.
Лизина манера. Опять. И веселит, и бесит. Мелькает мысль «бедный ее муж», которая быстро трансформируется в привычное «какой муж, я его убью».
– Без каши нельзя, - отрезаю вслух.
– Ну па-а-ап!
– С бабушкой!
– Ой, всё! Вот всегда ты так…– сдается и топает в ванную.
***
Накормив сонных бандитов пакетированной овсянкой, потому что каши – не мой конек, проверяю наши рюкзаки, которые собрал еще вчера, докладываю перекус на самый верх, и мы выдвигаемся из дома под возмущенный скулеж Гора – нашей овчарки. Отметаю подальше мысль, что для полного комплекта не хватает Лизки, но она почему-то не отметается никак...Кошусь на Левку, уткнувшегося в телефон.
– Ты его когда-нибудь из рук выпустишь???
– рычу, слабовольно скидывая раздражение на ни в чем не повинного отрока.
– Да мама пишет, - отмахивается сын, - Спрашивает встали - нет.
– А ты? – еще и ревнивый укол ощущаю, что пишет его мать не мне. Правда, Лиза мне вчера писала, и я ее вежливо послал.
Видимо, теперь моя очередь мосты налаживать, да, Лиз?
– Написал, что уже идем. И что каша твоя ужасная, - Левка прячет в карман куртки телефон, - Вы че, не помирились до сих пор?
– Мы не ссорились.
Сын на это закатывает глаза.
– Вы поссорились?
– испуганно пищит рядом Алиска. Она всегда так неадекватно реагирует на это.
Теперь уже закатываю глаза я и пихаю Левку в бок. Мол, не пали нам контору.
– Да я просто так сказал. Что ты на стреме сразу, систер?!
– сын пытается исправить ситуацию, но Алиса все равно опускает голову и надувает щеки.
– Это она поэтому не поехала, да?
– Она не поехала, потому что очень хотела с тетей Кирой поехать. Развеяться. Никто не ссорился. Все, перестань, - обнимаю дочку за хлипкие плечики и подталкиваю вперед.