Мой сосед – оборотень
Шрифт:
– Дианка, ты мусор вынесла? – резкий голос матери заставил меня вздрогнуть. Она только зашла в дом, а уже крик до потолка. Со вздохом я отложила учебник в сторону.
– Нет, мама, – негромко ответила, зная, что у нас в квартире слышимость отличная, – сейчас схожу.
Дверь в комнату распахнулась. В проёме появилась моя родительница, готовая рвать и метать. Мой взгляд зацепился за её шевелюру: опять обесцветилась, да так, что короткий волос соломой стоял. Но я смолчала. Маме замечаний лучше не делать, себе дороже. Такого выслушаю, что мало не покажется.
– Опять ты тут сидишь со
– У меня сессия, мам, – виновато прошептала я. – Она всего две недели длится.
– Сессия-пуссесия у неё! – мама стала только злее: в её ярких зелёных глазах разгорался недобрый красный огонёк, который очень жирно намекал, что мне сейчас лучше закрыть рот и молчать. – Я говорила тебе: учёба – это пустая трата времени. Ты принцессой себя возомнила?! Думаешь, я позволю тебе на кровати с книжонками своими валяться. Вкалывать нужно! Зарплату матери носить, а не дармоедкой на шее моей паразитировать. Хотела ты учиться, так сколько хороших денежных специальностей, тот же бухгалтер, продавец, парикмахер на худой конец. Вон дочка тёть Клавы маникюры всем делает и людям, и нелюдям. И при деньгах, и жених на машине. А ты!
– А я мазюкалка, – выдохнула я, спрятав взгляд.
– Коза ты бестолковая, – прорычала маманя, – вся в папашу. Где его носит?
Я пожала плечами. Глупый вопрос: у дружков где, или по гаражам шарится. Да где угодно, а бы не дома. Придёт пьяный и всё ему по барабану.
– Домой пришла, он был? – прошипела мать.
Я снова покачала головой. Страшно было лишний раз голос подать.
– Что ты как болванчик. Почти двадцать лет девке, а отрастила только зад: мозгов как не было, так и нет. Пошла мусор выносить. Бестолочь ленивая.
Проскочив мимо матери, я рванула на кухню. Сейчас мне лучше всего было бы скрыться с её глаз долой.
Мусорный пакет оказался перевёрнутым. Отец бутылки чистые искал. Развернув полиэтилен, принялась, не глядя, закидывать в него пустые пачки, обвёртки, картофельные очистки. Гневное сопение матери за спиной меня здорово мотивировало. В ярости она в прямом смысле теряла человеческое лицо. Я уж молчу о её самообладании.
А увидеть сейчас злобную козу во плоти мне не улыбалось.
Наш род причислялся к сатирам. Не самые мы благородные нелюди.
Отец мой так и вовсе чистокровный сатир. А по сути козёл-козлом. Всё, что делает, только пьёт да на баяне играет. Ни дня не отработал. В чём-то я маму понимала и оттого не перечила. Она тащила семью на себе.
Но всё же я чувствовала обиду.
– Поторапливайся давай, – раздалось надо мной. – Ручками работай. Это тебе не мазню разводить на бумаге.
Мне стало ещё обиднее. Вот зачем каждый раз подчёркивать, на кого я учусь. Что в этом плохого?!
Я всегда мечтала стать художником. Сколько себя помнила – рисовала. Это доставляло мне такое удовольствие. Мои работы раньше выставляли в школе как образцово-показательные. Частенько я подрабатывала написанием портретов, а все вырученные деньги несла маме. Стипендию тоже ей. Кроме того, каждый вечер я мыла полы в местном кафе, и всё до копейки шло матери в руки. Себе
Но вот беда, всё это пропивал отец, и мать снова начинала на меня кричать и требовать ещё больше денег.
Ну, где их взять больше-то?!
Увы, для нас сатиров это было нормой.
Женщины пашут до изнеможения. Мужики пьют и играют… да на чём угодно играют. Кто на гитаре, кто на баяне, а кто просто на нервах близких и родных.
Такая жизнь ждала и меня. Иного просто не существовало.
Для меня мамочка уже и жениха нашла, чтобы у него рога отвалились. Сынок её подруги детства тёти Милании. Несравненный модник и продвинутый мажор – Изебор, а в простонародье Изечка. Дрыщ белобрысый с водянистыми глазами. При виде него хочется остаться сорокалетней девственницей с пятью кошками. Меня буквально трясло при мысли, что «это» когда-нибудь, а если быть точнее, то через год, уложит меня под себя. Но это мне противно, а он спал и видел, как брёвнышком свалит меня на простынки белые.
Все нервы, гад рогатый, мне извёл.
А я вот грезила о другом. Нет, не о мужчине. Тут всё было ясно и понятно. Никто из серьёзных нелюдей на меня и не глянет: ни оборотни, ни демоны, ни берсеркеры. Кому интересна дочь сатира?!
Только другому сатиру.
Чтобы пахала на него всю жизнь и везла на себе навстречу беззаботной жизни. Наверное, со мной было что-то не так, но жених Изечка меня не вдохновил. Я бы предпочла простого человека. Прожила бы счастливо жизнь и не вспоминала о своей истинной крови.
Но, это было под запретом. Ведь мой сын от такого брака, скорее всего, родится тоже сатиром, и муж быстро поймёт, что со мной не всё ладно. Такое уже было в нашей истории и заканчивалось печально.
– Что ты зависла над этим пакетом, – крик матери вывел меня из раздумий. – Чтобы через минуту ты была уже на улице.
Схватив мусор, я вскочила.
Глава 2
Обувшись в коридоре в рваные давно полинявшие тапочки, побежала на улицу от гнева матери подальше. Может, пока мусор выношу, она остынет да займёт себя чем, позабыв про меня.
Тапок неудобно хлюпал.
Скинув его на лестнице, я и вовсе осталась босиком.
Но это меня не особо волновало.
Мы жили в типовой двухэтажке на четыре квартиры в небольшом городке в двадцати километрах от областного центра. Ничем не примечательный населённый пункт. Эдакое захолустье. Только вот жители почти все нелюди: вампиры, демоны, оборотни, сатиры, нимфы, берсеркеры, ведьмы и даже семья гномов. Жили среди нас и простые люди. Те, кто знал про существование иных. Но их было очень мало.
Так что вид босой сатирки никого не смутил.
Прошагав с пакетом мусора через двор, скинула его в бак и, обернувшись, увидела отца, заворачивающего за угол. Он, шатаясь, шёл к нашему крыльцу, а в руках чёрный пакет.
Всё ясно – будет продолжать пить. И у матери завтра выходной, наверняка присоединится к нему. Как меня это бесило.
Всё бесило.
Ну почему я не родилась нимфой, например?!
У них в семье творческая профессия считалась почётной. Хореограф, певица, художник, гончар. Да и у других рас искусство в почёте было.