Мой судья

Лавин Ольга

— Да, куколка. Ты не можешь без приключений.

Евгений Николаевич? Нет, ты меня, Господи, не так услышал. Ты послал мне еще большее зло. За что?

— Что вы здесь делаете? — задаю самый глупый вопрос. Очевидно, он приехал пообщаться. Он знает обо мне все.

— Проезжал мимо. Тебе такой ответ подойдет?

— Так проезжали бы и дальше. Зачем геройствовать?

— Думаешь, стоило проехать мимо и отдать тебя этому психопату?

— Думаю, я бы справилась сама.

— Ты уже ужинала?

— Нет, но я собиралась

приготовить ужин. Кстати, мне уже пора.

— Ты даже спасибо не скажешь? Я, между прочим, сильно ему вмазал, рука до сих пор болит.

— Может, в больницу поедете?

— Может, ты пригласишь меня к себе, посмотришь руку и накормишь ужином?

— Конечно, нет. Спасибо и до свидания, — хочу поднять с пола сумку с пакетами и оказаться дома как можно быстрее.

— Я помогу тебе отнести.

— Не надо! — сопротивляюсь.

Он улыбается, не вижу, но чувствую

— Я знаю о тебе все. И даже номер квартиры, Майя.

— Ни капли не сомневалась в ваших способностях вторгаться в чужую жизнь.

— Нет, куколка. Ты уже не чужая. Ты свела моего сына с ума.

— Я не панацея. Оставьте меня в покое! — но мое заявление судью начинает раздражать, очень сильно раздражать, ведь он начинает тяжело дышать, грубо хватает меня под локоть.

— Отпустите!

Мне это надоело уже! Каждая наша встреча заканчивается тем, что он касается меня физически! Мне это не нравится!

— Уменьши свой норов, Майя. Не играй с огнем. Не надо! Не надо!

— Может, моя подруга права и дело не в Роме, а именно в вас?

Как у меня только смелости хватило спросить такое? Майя, ты совсем идиотка!

— Во мне? Что ты этим хочешь сказать?

— Не надо ничего здесь говорить, все и так видно! Отпустите!

— Нет, я хочу знать, — сжимает пальцами мой подбородок. Кто-то уже включил ночное освещение, и я могу видеть его лицо. Этот звериный взгляд и...

Большим пальцем оттягивает мою нижнюю губу. Не грубо, но довольно нежно. Меня начинает потрясать.

— Не надо, — сопротивляюсь, но на него мои слова не действуют. А если действуют, то совсем в противоположную сторону. Он зарывается одной рукой в мои волосы, а второй обхватывает талию и тянет на себя.

— Моему самоконтролю может прийти конец, куколка, — предупреждает и резко отталкивает от себя.

— Мне нет никакого смысла *бать тебя, Майя. На меня, в отличие от моего сына, ты не производишь впечатления. Не питай иллюзий. Таких как ты у меня в свое время были сотни. А теперь давай по-нормальному. Я хочу накормить тебя ужином. Так что, ты сейчас бросишь пакеты в багажник и мы поедем в мой любимый ресторан. Отказы не принимаются!

Евгений

Черт возьми! Сначала планировалось одно, а получилось по — другому. Надо было наказать Майю, а сам же вступился, да еще и ударил Давида.

Зачем я поехал к ней? Хотел убедится, что Давид справится с возложенным заданием? Убедился?

Да, Женя, что-то происходит с тобой! А что именно? Эта девушка вторглась в нашу семью, и я хочу ее давить, как жалкое насекомое, мешающее просто тем, что она присутствует на этой планете.

Давид меня узнал, и хорошо, что не стал задавать лишних вопросов. За это ему честь и похвала, и обязательно будет все компенсировано. А вот что мне делать с Майей? Которая сейчас дрожит, и в то же время имеет наглость утверждать такие вещи?

Я хочу ее?

Это глупость какая-то. Это чушь. Она невеста моего сына, и я даже не могу смотреть в ее сторону. Не могу, но смотрю, не должен касаться, но касаюсь. Столько нельзя и одновременно все можно.

Она не сразу соглашается на мое предложение поужинать в ресторане, но я ей не оставляю другого выбора.

Непонятный порыв поцеловать Майю... Черт! Куколке лучше на самом деле держаться от меня подальше.

В машине мы едем молча. Майя то и дело теребит в руках ремешок своей сумочки, демонстрируя свое недовольство и раздражение.

— Мой сын снял с карточки недавно не сильно, но немалую сумму денег. Ты действительно затопила соседку? — хочу услышать от нее, не наврал ли мой сыночек и действительно ли Майя затопила соседей, а не потребовала денег на что-то конкретно для себя.

— Я все верну ему. Я предупредила его об этом. Но он сам изъявил желание помочь. Я не умоляла.

— Ой-ой. Тише ты. Не заводись.

— Если это все вопросы, может я все же выйду из машины и мы никуда не поедем?

— Мы едем в ресторан и это не подлежит обсуждению, Майя.

— Когда Вы от меня отстанете?! Зачем собираете информацию обо мне?

— Кто знает, может ты мошенница? Я должен подготовиться.

— Очень смешно.

— Что случилось с твоими родителями, Майя?

— Их больше нет в живых. Простите, но я не хочу с вами это обсуждать.

— Ты же понимаешь, что если это не было несчастным случаем, значит, к их гибели кто-то причастен. Кем работал твой отец, Майя?

— Я не хочу с вами обсуждать, я уже все отметила! Остановите машину, откройте эту чертову дверцу и выпустите меня! — она как сумасшедшая начала дергать ручку, но не могла ничего сделать. Она на автоматике.

— Хорошо-хорошо, не будем обсуждать твое прошлое. Ладно. Успокойся только. Прекрати дергать ручку — оторвешь.

После моих слов она немного успокоилась. Немного, потому что истерика наступила через минуту. Пришлось остановиться, чтобы она пришла в себя.

— Вы... вы ничего не понимаете....Я...

Я видел и слышал, как ей было тяжело говорить. Подобные истерики женщин я раньше пресекал одним разом, ведь понимал, что в большинстве случаев это был лишь спектакль. Они искали таким образом возможность воздействовать на меня. У Майи же настоящая, неподдельная. Ее всю трясет, а по щекам катятся слезы.