Мой судья
Шрифт:
— Не делайся, Майя. Это уже не заводит. Моего отца может и да, но не меня.
— Мне плевать на него, так же, как и на тебя. Проклинаю день, когда зашла на сайт и познакомилась с тобой.
— Какие заявления. Слушай, не делайся, еще раз повторю. Меня бесит это, — он застегивает ремень и видно, что мои слова его злят.
— Вы с папашей одного поля ягодки.
— А я рад, что не я один уже в списке людей, которых ты ненавидишь. Но сутки еще не прошли. Так что – ты моя еще на 23 часа. 23 часа? Неужели он истязал
— И какая программа дальше?
— Я хочу тебя накормить и серьезно поговорить. Как бы там ни было, но я тебя люблю и хочу вытащить. Но я должен знать и понимать, как это сделать. И почему мой отец решил тебя упечь, если так сильно любил?
— Я не буду с тобой. Можешь не стараться. Ты меня изнасиловал!
— Скажи спасибо, что это сделал я. Зачем ты повелась на уговоры папочки и так жестко подставила Исакова? Он с тебя готов спустить три шкуры. И если бы я не вмешался, то тебя сейчас бы имели сразу несколько человек. Приходили, платили, звали сюда и драли, как настоящую проститутку.
— Ты связан с ним? Рома, оказывается я тебя слишком плохо знала. Я была уверена, что ты настоящий домашний мальчик, создающий свои идиотские программки и не трогающий никого вокруг. Оказывается, ошибалась.
— Ошиблась, да. Тихие мальчики не слишком сильно заводят таких вот горячих девушек, как ты. Поэтому пришлось кардинально поменяться ради тебя. Я сох по тебе, надеялся на поддержку со стороны отца. А он как поступил? Сам тебя трахал. Обиднее всего было то, что я знал, а сделать ничего не мог.
— Мог. Найти другой объект воздыхания и забыть меня.
— О, если бы это было так просто, то не было столько несчастных людей, страдающих от неразделенной любви.
— Ты меня не любил и не любишь. Ты эгоист. Самолюб. В этом вы с папочкой тоже похожи. Только тот имеет высокое положение в обществе, а ты только стремишься стать таким же, как и он.
— Нет, я хочу стать выше него. И стану. Не забывай, что сейчас миром правят технологии. А я очень хорошо в них разбираюсь.
— Я хочу вернуться в камеру. Наш разговор надо прекратить. Не хочу тебя больше видеть.
— А я хочу, чтобы ты меня слышала и слушала. Я не желаю тебе зла. Да, перегнул немного, но уж слишком давно тебя хочу. Так же хочу, чтобы ты сделала правильный выбор.
— Я его сделала уже давно.
— И все же, я хочу, чтобы ты стала моей. Во всех планах. Мой отец вряд ли желал тебя видеть в качестве своей жены. Он тебя лишь использовал и подставлял. А я мечтаю об этом.
— Мечтать не вредно.
— Не глупи, ты понимаешь, что я прав. Но постоянно ищешь оправдание моему отцу. За что ты полюбила его? Он так хорош в постели?
— Убирайся, Рома. И никогда больше в жизни не приближайся ко мне. Никогда!
— Я буду приближаться к тебе. Буду. И этого не изменить. А тебе лишь стоит смирится. Подумай, на протяжении шести лет я буду приходить сюда и делать с тобой все, что пожелаю, или же мы можем все переиграть. Дам тебе время на раздумья. Недолго. Пару дней. Затем приду за ответом. Только думай хорошо. Не руководствуясь эмоциями, а здравым смыслом. А сейчас я позову надзирателя и он сопроводит тебя обратно в камеру, раз ты так сильно этого хочешь.
Майя
Я вернулась в камеру и только там смогла дать волю слезам. Лилька и без слов все поняла. Я рассказывала ей о своей жизни, о знакомстве с Ромой и его отцом. Обо всем. Она стала для меня настоящей подругой. Родным и близким человеком. Которая не просто делала вид, что слушает, а на самом деле слушала.
— Папаша или сынок? – единственное, что спросила, когда я присела на кровать.
— Рома.
— После встречи с его отцом тебя не так сильно трясло, как сейчас.
— Женя не позволял ничего лишнего себе, а его сын да. Этот ублюдок считает себя чертовым королем мира. Он уверен, что я буду плясать под его дудку. Он хочет быть со мной. Вытащить меня.
— Один уже из их семейства тоже обещал, и что в итоге? Ты здесь. Не надо им верить. Все это не имеет никакого смысла. Ты хоть сопротивлялась? Или же просто смирилась и позволила ему себя трахнуть?
— Мои руки были скованны наручниками. Только сейчас их освободили. Я не могла. Он сильнее. Ты представить даже не можешь, как горели его глаза, когда он, — всхлипнула, не хотела продолжать, посвящать во все подробности. Лиля подошла ближе, присела, обняла, пыталась успокоить. Я разревелась у нее на плече да так, что колотило всю.
— Тише, тише.
— У них здесь все схвачено. Он заплатил, меняя привели и…
— Знаешь, ты права. В первый год моего тюремного заключения ко мне тоже приходил один опер. Слишком сильно я ему понравилась, пока велось расследование. Влюбился, можно сказать. Но ты же понимаешь, они любят нас только тогда, когда засовывают свои члены глубоко в нас и стонут при этом как не знаю кто. Месяц он так приходил, пока я не выдержала и не ударила его в ногу ножницами, которые перед этим хорошенько заточила. После этого весь пыл и желание у него поубавились.
— Это же неправильно. Нельзя так поступать с нами. Мы заключенные, а не живой товар для утех богатых ублюдков.
— А ты это объясни им. Майя, в этой жизни. Да и всегда, во все времена правили те, кто имели много денег. Те, у кого во владениях были земли, на которых пахали рабы.
— И что дальше?
— Я не знаю.
— Почему ты не договариваешь? Скажи правду. Пожалуйста, Лиля.
— Если ты будешь тихой и послушной, ничего не произойдет. Но если ты надумаешь противится, то может все закончиться очень плохо.