Мой сводный кошмар
Шрифт:
Слушал ее и хренел. Торчать за компом по пять-восемь часов, чтобы написать то, что можно прочесть за пару минут. И то, над чем кто-то, как я, может тупо поржать.
– Ты кому-нибудь показываешь то, что пишешь? – спрашиваю, с удивлением чувствуя, что начинаю закипать при одной только мысли о хейтерах, которые могут уже ее доставать.
– Мама и сестра знают, что я что-то пишу, - пожимает плечами. – Подруги нет, они вообще не читают. Их трудно заставить прочесть даже то, что задают в школе, так что… Ты – мой первый читатель.
Пока я обдумываю, как деликатней соврать, что у нее все не так плохо, она добавляет:
– Единственный и, скорее всего, последний.
И все мои благие намерения, все мысли про ложь во спасение рушатся от этих слов и ее быстрого серьезного взгляда.
Понимаю, что она говорит об историях, а мозг воспринимает ее слова, как признание.
Мне.
Единственный и последний…
Смотрю на ее губы, так пристально смотрю, что глаза начинает резать, как будто в них бросили горсти песка.
А потом поднимаю руку и провожу пальцем по ее нижней губе, которая податливо приоткрывается, и…
Блядь!
Опускаю ладонь, соврав, что мне что-то там показалось. И, жестко сжав ее руку, разворачиваюсь и тяну в сторону сладкой ваты.
Она смеется, не понимая, куда мы спешим.
А я сжимаю ее ладонь еще чуть сильнее, заставляя ее практически бежать за собой, как это делают родители с маленькими детьми. Так проще. Дурь выходит из головы. И да, так легче вспомнить, что она действительно еще маленькая.
Слишком маленькая для того, что пронеслось в моих мыслях, когда ее губы расслабились под натиском моих пальцев.
– Какая встреча… - ехидно протянул он.
И вот это его ехидство и холодный взгляд сработали, как ледокаин, – я успокоилась, перестала дрожать и во время секундной паузы подсказала:
– Да. Неприятная.
Мужчина хмыкнул, осмотрел меня с ног до головы и вкрадчиво так напомнил:
– Кажется, вы уверяли, что возможный руководитель вам не понравился…
Осмотрев его в свою очередь, я отметила, что деловой костюм ему так же идет, как и обычные джинсы, но равнодушно пожала плечами и честно заверила:
– С тех пор мое мнение не изменилось.
Он взял секунду на размышления и, судя по взгляду, неохотно, но все же пришел к выводу, что я могу находиться в бизнес-центре не обязательно ради него. А чтобы он в этом окончательно убедился, я перевела взгляд на подругу, потом взглянула на моделей, так и топчущихся у дальней стены, бегло осмотрела небольшую группу людей, вышедших из одинокого лифта, и так как Матеуш все еще стоял напротив меня, вернулась взглядом к нему.
– Значит, вы здесь не ради работы… – медленно, словно не веря своим же словам, произнес мужчина.
– У вас такое искреннее изумление, - не удержалась я от улыбки, - будто за вами гналась толпа девушек и уверяла, что мечта всей их жизни – стать вашим секретарем! А едва вы от них отбились, как - раз… и одна из них снова у вас на пути! То есть, я!
– А разве это не так? – поинтересовался он.
Поинтересовался совершенно серьезно, и… я не удержалась от смеха.
– Нет, - отсмеявшись, немного его успокоила. – У меня более коварные и далеко идущие планы. И не в отношении вас.
Чтобы окончательно успокоиться, я снова перевела взгляд на подругу и…
– У вас слишком большие и темные очки, - услышала замечание Матеуша. – Не переживаете, что пропустите того, кого ждете?
Недоуменно взглянув на мужчину, я пожала плечами и не стала ничего объяснять. Более того, из упрямства хвастливо добавила:
– Я все в них прекрасно вижу. А то, что мне надо, даже в абсолютной темноте рассмотрю.
– Уверены? – как-то уж очень мягко прозвучал его голос, и мне бы остановиться, но…
– Естественно! – поддакнула я. – Тем более что иногда темнота даже нравится.
– Ну что ж… - в зеленых глазах Матеуша открыто плескалось ехидство. – Будет интересно увидеть… лично…
– Матеуш Леславович! – от двери к нему стремительно направился какой-то мужчина в черном костюме.
Я машинально повернула голову, а в следующую секунду услышала щелчок пальцев, странный ползущий звук и…
Холл здания погрузился практически в кромешную темноту.
Не знаю, как это получилось всего за одну секунду, но погасли не только лампы, каким-то образом удалось потушить даже солнечные лучи, заглядывавшие в многочисленные окошки!
Где-то послышались изумленные возгласы. Кто-то, придя в себя, стал стучать по двери застывшего на полпути лифта. Кто-то кому-то наступил на ногу и теперь извинялся. Кто-то начал передвигаться наощупь. Лариса пыталась выяснить у охранников, что случилось, и за что-то негромко их упрекала. Мужчина, который спешил сказать что-то Матеушу Леславовичу, потерялся в образовавшейся темноте и пока не напоминал о себе. А Матеуш…
– Ну как? – услышала я его тихий голос.
Но почему-то он раздался не напротив, а позади меня…. Более того, у моего левого уха…
– По-прежнему утверждаешь, что легко можешь увидеть, что тебе надо? – последовал новый вопрос уже у моего правого уха.
Мне показалось, что по моей шее скользнул легкий ветерок, и я поежилась. Повернув голову на голос мужчины, коснулась чего-то удивительно нежного, и…
Это было очень сильно похоже на прикосновение губ, но…
Нет, не может быть… И потом, обычно ударяешься лбом, подбородком, да чем угодно, но…
Показалось, да. Тем более что очки я принципиально не снимала, и для меня темнота удваивалась…