Мой сын Далай Лама. Рассказ матери
Шрифт:
Какое-то время спустя я пила чай, сидя на канге, когда ко мне присоединился Кхецанг Ринпоче. Разговаривать с ним было легко, ибо он свободно владел как диалектом цонка, так и китайским. Тем временем Лхамо Дондуп засунул руку под тяжелое меховое облачение Ринпоче и, казалось, подергал за одну из его парчовых рубашек. Я побранила его и велела прекратить беспокоить гостя. Он же вытащил из-под рубашки Ринпоче четки и заявил, что они принадлежат ему. Кхецанг Ринпоче мягко ответил, что эти четки уже старые и что он даст ему новые, но Лхамо Дондуп уже надевал
Тем же вечером ламы из поисковой группы вызвали нас к себе. Они сидели на канге в своей комнате. Перед ними была ваза с леденцами, две нити четок и два дамару (ритуальных ручных барабана). Они предложили сыну вазу с леденцами, из которых он выбрал один и дал его мне. Затем он подошел и сел рядом с ними. С самого раннего возраста Лхамо Дондуп всегда садился вровень с кем бы то ни было, а не у ног, и люди говорили, что я порчу ребенка. Затем он взял со стола четки и барабан, которые, как оказалось, принадлежали тринадцатому Далай Ламе.
Наши гости дали нам с мужем чашу с чаем и вручили ритуальные шарфы. Они настаивали, чтобы я приняла деньги как выражение их признательности за мое гостеприимство. Я отказалась, но они велели мне взять их как счастливый знак. Они сообщили, что ищут четырнадцатого Далай Ламу, который, по их убеждению, должен был родиться где-то в Цонке. Всего было шестнадцать кандидатов, но, по правде говоря, они уже приняли решение, что это мой сын. Тем вечером Лхамо Дондуп провел в их обществе три часа. Позже они сказали мне, что говорили с ним на лхасском диалекте и он отвечал им без затруднений, хотя никогда ранее не слышал его.
Затем Кхецанг Ринпоче отвел меня в сторону и, называя меня «Мать», сказал, что, возможно, мне придется оставить свой дом и переехать в Лхасу. Я ответила, что не хочу никуда ехать, так как не могу оставить дом без присмотра. Он возразил, сказав, что я не должна так говорить, потому что мне все равно придется ехать, когда наступит время, и добавил, что мне не следует беспокоиться о доме и что, если я уеду, то буду жить в комфорте и не буду ни в чем нуждаться. Он собирался нанести визит губернатору Цонки Ма Бу-фану и сообщить ему, что в Цонке родился Далай Лама и они намерены забрать его в Лхасу.
Когда ранним утром следующего дня визитеры готовились к отъезду, Лхамо Дондуп прижался к Кхецангу Ринпоче и со слезами стал умолять взять его с собой. Ринпоче принялся утешать его, обещая вернуться через несколько дней и увезти его. Затем он низко поклонился и коснулся своим лбом лба мальчика.
Группа еще раз приехала к нам после встречи с Ма Бу-фаном. На, этот раз они сказали, что осталось три кандидата на пост Далай Ламы. Все три мальчика должны поехать в Лхасу, и один из них будет избран у изображения Дже Ринпоче. Записки с их именами положат в сосуд и выберут нужную с помощью пары золотых палочек для еды.
На самом деле они уже остановили выбор на моем сыне. Я опять ответила, что не могу поехать, после чего Кхецанг Ринпоче поговорил со мной по душам и сказал, что хочу я того или нет, а мне
Через четыре дня к нам прибыли четверо посланников Ма Бу-фана, сфотографировали наш дом и семью и заявили нам, что на следующий день по приказу Ма Бу-фана мы должны отправиться в Цонку. Я была на девятом месяце беременности и сказала, что не в состоянии ехать. Они ответили, что это очень важно и не подлежит обсуждению, и добавили, что вызваны семьи всех шестнадцати кандидатов.
Дорога верхом до Цонки заняла восемь часов. В пути мне было очень плохо, и каждый час или около того приходилось устраивать привал. Как только мы добрались до Цонки, нас разместили в гостинице. Мой муж и его дядя отвели сына в резиденцию Ма Бу-фана. Там всем детям было приказано сесть на стулья полукругом. Все прочие дети расплакались и не отпускали рук своих родителей, а мой сын с необычайным для своего возраста достоинством направился прямо к единственному свободному месту и расположился на нем.
Когда детям предложили леденцы, многие набрали по целой горсти, а мой сын взял только один и немедленно отдал его дяде мужа. Затем Ма Бу-фан спросил Лхамо Дондупа, знает ли он, кто с ним говорит, и он ответил без колебаний, что этого человека зовут Ма Бу-фан.
Ма Бу-фан сказал, что если среди присутствующих и есть Далай Лама, то это именно этот мальчик, брат Такцер Ринпоче, что он очень отличается от других своими огромными глазами и разумными речами и поступками и обладает не по годам развитым чувством собственного достоинства. Он отпустил все прочие семьи и велел мне и мужу задержаться в Цонке на несколько дней.
Губернатор заботился о нас и наших лошадях в течение двадцати дней. На четырнадцатый день я родила ребенка, который вскоре скончался. Ма Бу-фан каждый день присылал пищу для нас и наших лошадей, а также деньги для повседневных расходов и просил считать его нашим другом. Он сказал, что мы необычные люди, а также что мы не являемся его пленниками и скоро отправимся в Лхасу. Нас это очень обрадовало, наши глаза были полны слез радости и печали. Меня очень огорчало, что я должна покинуть родную землю, где прожила тридцать пять лет. Я покидала Цонку ради неизвестного будущего со смешанным чувством страха и надежды.
Впоследствии мне довелось узнать, что Ма Бу-фан потребовал от тибетского правительства выкуп за моего сына в обмен за его выезд из страны. Правительство удовлетворило его претензии, за которыми последовало требование еще одного выкупа. Эти деньги были взяты взаймы у паломников-мусульман, шедших в Мекку через Лхасу, которые должны были сопровождать нас на пути. Кроме того, я слышала, что Ма Бу-фан не удовольствовался еще одним выкупом и потребовал от правительства оставить заложника, который должен был быть отпущен по уведомлении о благополучном прибытии Его Святейшества в Лхасу. По этой причине поисковая группа оставила в качестве заложника Лобсанга Цеванга, который позже сбежал из-под охраны Ма Бу-фана и благополучно вернулся в Лхасу.