Мой сын – серийный убийца. История отца Джеффри Дамера
Шрифт:
Свое творение она размножила и разослала друзьям и родственникам.
Но это счастье длилось совсем недолго. Джефф успел прожить дома лишь несколько дней, когда снова начались проблемы.
Прежде всего встал вопрос о послеродовом уходе. Что-то в этих процедурах ужасно беспокоило и раздражало Джойс. Моя мать убеждала ее расслабиться, говорила, что болезненные ощущения и нервозность первых дней – естественное явление, и что через некоторое время Джойс привыкнет к режиму. Но Джойс так и
Шли дни, и возникали другие проблемы. Тесное пространство спальни, которую мы делили с Джеффом, было источником напряжения и недовольства. Начались споры с моей матерью, которые быстро привели к постоянному напряжению и плохому самочувствию. Джойс все чаще отказывалась присоединиться к остальным за ужином, чтобы не пересекаться с моей матерью. Вместо этого она оставалась наверху, одна в своей постели, а Джефф спокойно спал в маленькой колыбели в нескольких шагах от нее.
Со мной Джойс тоже ссорилась, и эти ссоры, казалось, не имели разрешения. Она стала часто уходить из дома, и однажды я нашел ее почти в пяти кварталах от дома, лежащей в поле с высокой травой. Из одежды на ней была только ночная рубашка.
К тому времени, конечно, я узнал о собственном детстве Джойс, об алкоголизме ее отца, о том, как на всю ее семью влияло его взрывоопасное поведение и как долго Джойс стремилась противостоять его доминированию. Но когда я пытался проанализировать ее ситуацию, я всегда натыкался на стену, которую был не в силах преодолеть. Что я мог сделать с ее прошлым? Как я мог его компенсировать? Что Джойс могла с этим поделать, кроме как, наконец, оставить все это позади? На мой взгляд, единственное, что можно сделать, – это отмести все страхи и жестокое обращение, которые ты пережил в детстве, и сосредоточиться на будущем. Мне это казалось простым, понятным и незамысловатым решением. Ты либо преодолеваешь трудности, либо будешь в конце концов раздавлен их тяжестью.
Мой взгляд, конечно, был совершенно одномерным. Моя замечательная идея «просто оставить все позади» была совершенно неосуществима, поскольку я не осознавал, что Джойс была более сложной личностью и, безусловно, более глубоко израненной, чем я мог себе представить. Ее поведение ставило меня в тупик, и в общении с ней я чувствовал себя беспомощным.
Я не мог понять, откуда взялись ее страхи и ярость, и поэтому часто избегал ее, убегая в свою лабораторию, где все было гораздо понятнее и где все реакции можно было систематически контролировать.
Из-за этого Джойс часто подолгу оставалась одна, изолированная, в некотором смысле беспомощная, в то время как я был на работе в Маркетте, и моя собственная жизнь протекала предсказуемо и очень успокаивающе. Конечно, я пытался скорректировать свой рабочий график, но все равно, даже находясь дома, я частенько занимался курсовой и готовился к экзаменам. Даже когда я был дома, часть меня была занята осуществлением того будущего, каким я его видел для всех нас, карьерой, которая, в конце концов, должна была помочь моей жене и ребенку.
Через некоторое время мне стало невозможно находиться в доме моих родителей – скопилось слишком много напряжения. И вот, в начале сентября, когда Джеффу было четыре месяца, мы переехали на Ван Бюрен-стрит в восточной части Милуоки.
Новая резиденция представляла собой старый дом, который был разделен на шесть отдельных квартир. Жилье было не то чтобы обветшалым, но и не совсем современным. У нас была квартира с одной спальней в доме, окна которой выходили на рабочий район города; местечко для семей с небольшими недорогими ресторанами и кафе-морожеными, в котором испытывающий трудности аспирант мог быть уверен, что его жена и маленький сын в полной безопасности в его отсутствие.
К этому времени Джефф уже умел радостно лепетать. Он получал огромное удовольствие, сидя во время кормления на своем высоком стульчике и энергично выплевывая еду, даже когда мы изо всех сил пытались заставить
Следующие два года, пока я работал в Маркетте, мы жили в этой квартире. Джойс оставалась дома с Джеффом, заботясь обо всех его нуждах. Она брала его с собой на прогулки в коляске, однажды пройдя все пять миль до университета, чтобы сделать мне сюрприз.
Все это время в наших отношениях чередовались и хорошие, и плохие времена. Еще не наступил период постоянного напряжения, как в следующие годы. Джойс стала более расслабленной, как будто наконец начала приспосабливаться к своей новой роли жены и матери. Мне она казалась достаточно счастливой и довольной. Что касается Джеффа, он рос жизнерадостным и симпатичным ребенком. Он постоянно носился по дому туда-сюда, а также по тротуару сбоку от дома. Однажды он споткнулся, попав в трещину в асфальте, упал и разбил в кровь подбородок. Я отнес его в дом, Джойс оказала ему первую помощь, и мы оба успокаивали Джеффа, пока он постепенно не перестал дрожать и испуганно хватать ртом воздух. Он любил играть с обычными мягкими игрушками, кроликами и собаками, с деревянными кубиками, которые он аккуратно складывал, чтобы затем опрокинуть внезапным мощным толчком. Осенью, находясь в своем манеже, он иногда собирал окружающие листья и начинал яростно их рвать. Однажды, когда я спросил его, что он делает, он просто ответил: «Фыфаю листья», что означало «срываю листья». Затем он улыбнулся.
В сентябре 1962 года мне предложили стать ассистентом аспиранта по программе доктора философии в Университете штата Айова. Я согласился, и вскоре после этого мы втроем переехали в кампус университета в Эймсе, штат Айова.
Мы обосновались в небольшом деревянном доме, принадлежащем университету и расположенном в местечке под названием Пэммел-Корт. Он был поменьше нашей старой квартиры в Милуоки и терялся среди множества похожих домиков и нескольких квонсетских ангаров [4] времен Второй мировой.
4
Квонсетский ангар (англ. Quonset hut) – сборный модуль полуцилиндрической формы из гофрированного железа; впервые собран в 1941 году в местечке Квонсет-Пойнт, Род-Айленд.
Университет предложил мне щедрую стипендию. Мы с Джойс однозначно видели в этом новые возможности, шаг вперед к лучшему будущему.
На новом месте жительства я быстро освоился с работой в университете. Сначала я был ассистентом преподавателя, но затем получил должность ассистента-исследователя, которая была мне гораздо больше по душе. На новой работе мне не нужно было иметь дело со студентами. Химические вещества, лабораторное оборудование и аналитические приборы – вот и вся тихая обстановка моей работы, практически исключающей любое общение. Это кардинально отличалось от того, чем я занимался раньше. И, хотя мне нравилось общаться со студентами, новая работа в лаборатории предполагала разнообразные задачи, и вскоре я начал думать о ней как о месте, где я действительно преуспел. В лаборатории железные законы науки управляли хаотичным миром действий и реакций. В мире в целом, и особенно в том, что касалось моих отношений с Джойс, все было гораздо более зыбким и сложным. Приходя домой, я часто переставал понимать, что должен делать или как реагировать в данный конкретный момент. В лаборатории, напротив, я чувствовал себя в безопасности и мог быть уверен в своих суждениях и в своем опыте. Вне ее стен я чувствовал себя гораздо менее уверенным в себе, гораздо менее способным правильно воспринимать вещи. В результате я остался в лаборатории не только потому, что там было много работы, но и потому, что чувствовал облегчение и комфорт от того, что мог адекватно воспринимать происходящее, понимать законы, которые управляют вещами и процессами.