Мой сын убийца?
Шрифт:
Когда я приехал в аэропорт, самолет уже приземлился, но пассажиры еще не прошли таможенный досмотр. У дверей, откуда они должны были появиться, стояла Анни Шелдон, старшая сестра Ронни, которая уже много лет вела его хозяйство. Анни была блеклой женщиной, и даже дорогие наряды не делали ее привлекательнее. Я давно знал ее, но никогда не интересовался ее жизнью. Кажется, в молодости она пережила трагическую любовь к какому-то человеку из Южной Америки, который умер. Его потускневшая фотография в стиле Рудольфо Валентино стояла на столике у ее кровати. Она была просто доброй старой Анни, обожающей Ронни и добросовестно, хотя
Увидев меня, она улыбнулась.
– Как живешь, Жак? Ты тоже получил телеграмму?
– Да. Интересно, на ком же он в конце концов остановил свой выбор?
– Понятия не имею. – Анни теребила перчатки, что было признаком волнения и беспокойства. – Со дня отъезда он не писал мне. Это так на него похоже! Только что-либо из ряда вон выходящее могло заставить Ронни написать письмо.
Я думал о том, как Анни перенесет вторжение другой женщины в свой дом, когда из-за барьера начали выходить люди. Я сразу же заметил Ронни. Он был в темном костюме и черной шляпе. Как всегда, он был гораздо интереснее и увереннее в себе, чем другие. Сейчас он был похож на настоящего англичанина. Я предполагал, что таковы будут последствия его пятимесячного пребывания в Англии. Он шел под руку с женщиной. Издали она казалась совершенно неизящной. Это было мое первое впечатление. Ронни тоже сразу же нас заметил, помахал зонтиком, потом бросился к нам, обнял Анни, похлопал меня по плечу. Как всегда во время встреч после долгой разлуки, его поведение напоминало повадки большой легавой собаки.
– Анни, дорогая… Жак, старина…
Женщина маленького роста, лет около сорока, топталась рядом. Она явно растерялась.
Я бы не сказал, что она красива. Я лишь отметил, что на ней простые нитяные чулки, туфли на низком каблуке, ужасный плащ с кусочком коричневого меха вокруг шеи и соломенная шляпа, похожая на чепчик деревенской девушки. Нет, невозможно, чтобы Ронни женился на таком пугале!
Ронни освободился от объятий Анни и обнял за плечи странную женщину, заискивающе ей улыбаясь.
– Это моя теща, Нора Лейгтон, прибывшая из Шропшира. Нора Лейгтон покраснела, как маленькая девочка.
– А вы, наверное, Анни, да? – спросила она. – А вы – Жак? Я очень рада нашему знакомству.
Лейгтон. Эта фамилия мне знакома. Я вспомнил: Базиль Лейгтон был тем самым английским писателем, о котором сообщал в телеграммах Ронни.
К нам присоединились еще трое: шестидесятилетний мужчина с лысой головой и испанской бородкой, низенькая женщина средних лет с короткими седыми волосами, некрасивым лицом и глазами фокстерьера и, наконец, маленькая темноволосая девочка, которую я принял за ученицу.
– Познакомьтесь, – Ронни посмотрел на мужчину. – Это мой тесть, Базиль Лейгтон.
Указав на женщину, он сказал:
– Это леди Филлис Брент. А это, – он наклонился и нежно поцеловал лоб девочки, – Жанна, моя жена.
Мне ни на минуту не пришла бы в голову мысль, что эта девочка может быть женой Ронни. На первый взгляд, ей было не больше двенадцати лет. Теперь, когда Ронни выдвинул ее вперед, я понял, что причиной этого был английский стиль ее одежды. Маленькая шляпка на голове, похожая на перевернутую мисочку, могла бы подойти для школьной формы, а ее синий костюм сглаживал очертания фигуры.
Жанна Шелдон посмотрела на нас с Анни синими глазами. Она не улыбнулась, но и не проявила недоброжелательности. Меня смутила большая разница в их возрасте, и я подумал: «Она годится ему в дочери». А Ронни, которого я всегда считал эталоном мужской красоты и вечной молодости, вдруг показался мне жалким стариком.
Ронни представил Анни и меня. Рукопожатие этой маленькой женщины было неожиданно крепким, почти мужским.
– Видишь, Жак, Лейгтоны ходят дюжинами. Они настолько очаровательны, что совсем покорили меня… Анни, дорогая, размести их наверху – в квартире тети Лиззи. Ты так замечательно устраиваешь эти дела.
Он болтал без умолку, строя на ходу планы. Много раз мне приходилось наблюдать Ронни, охваченного энтузиазмом, но такого возбуждения, как сегодня, я еще никогда не видел. Оно поглотило его целиком.
Я смотрел на Лейгтонов и думал: «Долго ли они пробудут здесь? Какие у них намерения? Может быть, они собираются остаться навсегда?
В доме на 58-й улице, который Ронни получил от отца по наследству, мы выпили шампанского, потом сели обедать.
Анни без всякого шума и суеты с помощью кухарки и камердинера сервировала великолепный стол. Так же тихо, без лишней суеты, она разместила гостей в верхнем этаже дома.
Ронни был возбужден и весел, а меня почему-то беспокоили скверные предчувствия. Даже для Ронни с его экстравагантностью и капризами приезд без предупреждения, да еще с женой и ее тремя родственниками, был поступком из ряда вон выходящим. За обедом он ни словом не обмолвился о своей женитьбе, но беспрерывно говорил о Базиле Лейгтоне. Действительно, это был тот самый автор, право на издание которого мне поручил купить Ронни.
Большим вкладом в издательство были частые предчувствия Ронни. В то время как я медленно закладывал фундамент того, что казалось мне полезным и нужным в подборе произведений для издательства, Ронни как бы стоял в стороне. Но вдруг, совершенно неожиданно, открывал нового «гения». В истории фирмы «Шелдон и Дулитч» было более дюжины «гениев», из которых только пять оправдали себя. Базиль Лейгтон являлся его новым открытием.
– Это потрясающе, Жак! Посмотри на этого человека. Он написал три необыкновенно захватывающие повести и три увлекательные книги. Они все изданы в Англии, но ни одна не произвела сенсации. И этот удивительный человек, настоящий гений, прозябал вместе со своими женщинами в глуши, в какой-то жалкой хижине! Это величайший скандал в истории английской литературы. Но этому пришел конец!
На лице Ронни светилась улыбка.
– Мы восстановим справедливость…
Я привык к экзальтированности Ронни и научился правильно реагировать на нее. Но реакция Лейгтонов меня удивила. Мне говорили, что англичане очень скромно относятся к похвалам. Лейгтоны же принимали гимны Ронни как должное.
– Черт возьми! – говорил Ронни. – Самый выдающийся талант Англии! И только американец сумел это понять!
Жена и дочь Лейгтона обедали молча, словно гениальность Базиля была настолько очевидна, что говорить об этом лишний раз не стоило. Мне даже показалось, что эта семейка относится к Ронни слегка покровительственно. Возбуждение не оставило Ронни и тогда, когда все перешли в зал.
Этот зал почему-то всегда волновал Фелицию. Там был прекрасный Босх, композиция из дерева Пикассо, негритянские фигурки из Кении и целая стена картин Тамайо.