Мой учитель Лис. Тетралогия
Шрифт:
Лис быстро занял столик у окна, что давало ему возможность, оставаясь в тени портьеры, наблюдать за находящимися на улице. Официант подал ему кофе с коньяком, передо мной поставили тосты с мягким сыром и чай. Можно было заказать полноценный обед, но я, честно говоря, хотел поскорее разделаться с едой и пойти походить по театру.
Рано умершие родители не успели сводить меня хоть на какой-нибудь спектакль, пьющей двоюродной бабушке оно вообще не было нужно, поэтому для меня, четырнадцатилетнего мальчишки, казалось совершеннейшей сказкой попасть в этот храм Мельпомены. Примерно как если бы меня
– Если ты сыт, то иди разомнись, – милостиво разрешил мой учитель. – Я подожду тебя здесь, но, будь добр, вернись ко второму звонку!
Я воробышком слетел со стула, даже не успел сказать «спасибо». Мне открылись широкие коридоры с паркетным полом и украшенным лепниной потолком. На стенах висели портреты великих композиторов, писателей и драматургов в золочёных рамах: Марло, Вивальди, Шекспир, Моцарт, Китс и другие.
Вперемешку с ними под стеклом демонстрировались старые театральные афиши, наверное, ещё прошлого века. По коридорам важно прохаживалась богато одетая публика, сверкали бриллианты и золото, поход в театр всегда приравнивался к выходу в свет. Дамы шли под руку с кавалерами, леди и джентльмены, люди и «близкие к природе» составляли довольно пёструю компанию театралов, давно знакомых и знающих друг друга.
– Напомните, друг мой, кто поёт сегодня Риголетто? – приподнимая очки на носу, спрашивал высокий волк в морской форме, с наградами на груди и характерными капитанскими бакенбардами. Его спутница, милая круглолицая девушка лет восемнадцати, беспрерывно краснела и хихикала.
– Н-некий испанский тенор, на-атуральный блондин, из зем-мель басков, – чуть заикаясь, приветливо ответил ему немолодой джентльмен в тёмно-вишнёвом фраке. – Ужасная тр-рагедия, г-господа, уместно ли рассказывать при д-даме?
– Просим, просим, – захлопали ещё две остановившиеся пары.
– Говорят, в юн-ности он купался в Ниле н-нагишом и кр-рокодил откусил ему, п-пардон… Но зато голос! Какой голос! Теперь от б-баса до ф-фальцета, господа!
Не знаю, кто бы счёл подобную историю забавной, если это правда, так просто жуть, а если нет, то смысл врать людям? Но театралы, как я понял, весьма своеобразный народ, они смущались, смеялись, громко аплодировали, и я едва не пропустил первый звонок.
Торчать тут до второго не было смысла, в буфете меня терпеливо дожидался мой учитель Лис. Я ускорил шаг, стараясь тем не менее лавировать на ходу, чтобы не врезаться носом в пузо какому-нибудь судье или адвокату и не наступить на чей-нибудь хвост или шлейф платья благородной матроны, привезшей выгуливать в театре сразу шестерых своих разновозрастных дочерей.
– Сэр?
– Ты быстро вернулся, мой мальчик, – рассеянно пробормотал Ренар, покачивая в пальцах пустую чашечку из-под кофе. – Пододвинь свой стул. Посмотри в окно. Нет, не прямо, а боковым зрением!
Я послушно скосил глаза. Вроде бы ничего особенного, Вест-Энд вообще довольно оживлённый квартал, тут всё шумит, движется и шевелится, столичная жизнь не затихает до глубокой ночи. Но тем не менее, электрод Аквинский, меня ведь зачем-то просили посмотреть? Я на секунду прикрыл глаза, медленно выдохнул и заметил две неподвижные фигуры. Минуточку…
Худой констебль
– Собака или коза, – предположил я.
– Почти в яблочко, это овечка. Причём отлично маскирующаяся и прекрасно осведомлённая о нашем маршруте. Смотри, она стоит ровно напротив служебного входа, держу пари, что со вторым звонком она попытается…
Раздалась мелодичная трель второго звонка, и фигура довольно резво метнулась к дверям, пропадая из поля нашего зрения.
– Когда им нужно, овцы могут развивать приличную скорость на коротких расстояниях. Что ж, нам пора в зал, опера ждать не будет.
– Но, сэр, разве мы не попытаемся найти её и…
– Вот именно, проблема в этом самом «и», – щёлкнул меня по носу Лис, оставляя на столике несколько монет. – Мы не знаем, кто она, не имеем никаких улик и не способны предъявить ей ничего весомого, кроме невнятных подозрений. Разве что ткнуть носом в мой безнадёжно испорченный цилиндр, весьма недешёвый, кстати. Но толку с того?
– То есть будем ждать, пока она вас убьёт?
– Будем наслаждаться оперой! – Мистер Ренар замурлыкал незнакомый мне мотивчик и, отстукивая его тростью, не оборачиваясь, пошёл по коридору.
Наслаждаться оперой, когда в нас стреляют и, быть может, попытаются убить прямо здесь, в театре… Как это на него похоже! Ничего не предпринимать, беззаботно размахивая пышным хвостом, и даже при явной угрозе для собственной жизни не пытаться привлечь полицию. На него тут охотятся, и уж никак не безобидная овечка, там кто-то другой, страшнее и злее, я уверен.
Почему он бездействует? Может, стоит напомнить, что на линии огня можем оказаться мы оба? А я-то как раз против! Категорически против! Но сейчас мне не оставалось ничего, кроме как, скрипя зубами, послушно плестись следом. И, лишь войдя в сияющий тысячами огней зал, я мгновенно забыл обо всём…
Над нами горела хрустальная электрическая люстра мощностью в тысячи ватт. Если предположить, что такая громадина рухнет в партер, то раненых точно не будет, только трупы! Лишний раз тревожить семейного доктора смысла нет, в театр лучше сразу приходить с завещанием. Три яруса рядов поднимались вверх, красные бархатные кресла, богатая отделка балконов алебастровой лепниной с позолотой слепила глаза.
Под мягкую, ненавязчивую мелодию скрипки зрители рассаживались по своим местам, свет медленно гас. Мы успели занять ложу бельэтажа справа, едва ли не нависающую над сценой, а буквально через минуту раздался третий звонок, оповещающий о начале спектакля. Я с наслаждением откинулся в большущем удобном кресле с подлокотниками и на мгновение зажмурился, предвкушая открытие нового чуда.
Музыка становилась всё более размытой и хаотической, к одинокой скрипке незаметно приплетались валторны, виолончели, барабаны и флейта. Видимо, оркестр готовился к вступлению, а потом повисла резкая многозначительная тишина. Она тянулась бесконечно долго. Наверное, целую минуту, пока жаждущий зал не взорвался ободряющими аплодисментами! Я открыл глаза.