Мой враг – королева
Шрифт:
Она положила руки мне на плечи и поцеловала меня. Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Она восприняла это как эмоцию радости. Но то был знак триумфа: я вернулась!
– Прошло много времени, кузина, – сказала она.
– Да, Ваше Величество, мне показалось, что век.
– Больше десяти лет, как он оставил меня. – Ее лицо сморщилось, и мне показалось, что она сейчас заплачет. – А мне кажется, что он все еще со мной. Я никогда не привыкну к тому, что его нет.
Она говорила о Лейстере. Я бы хотела сказать ей, что разделяю
– Как он умер? – спросила она. Ей хотелось еще раз услышать то, что она хорошо знала.
– Во сне. Это была тихая кончина.
– Я рада. Я все еще читаю его письма. Я вижу его таким… каким он был почти мальчиком. – Она грустно покачала головой. – Никогда не будет такого, как он. По его смерти возникли слухи.
– Его всегда сопровождали слухи.
– Он был ближе мне, чем кто-либо. Глаза мои… действительно, мои глаза.
– Полагаю, мой сын – утешение Вам, Мадам.
– Ах, дикий Робин. – Она любовно рассмеялась. – Очаровательный юноша. Я люблю его.
– Я счастлива, что родила его для служения Вам. Она резко взглянула на меня.
– Кажется, судьба играет нами, Леттис. Эти двое… Лейстер и Эссекс… они оба близки нам. А ты находишь своего Блаунта хорошим мужем?
– Я благодарна Богу за него, Мадам.
– Ты быстро вышла замуж после смерти Лейстера.
– Мне было одиноко.
Она кивнула.
– Твоей девочке нужен строгий надзор.
– Ваше Величество имеет в виду леди Рич?
– Леди Рич… теперь леди Маунтджой… не знаю, каким именем называть ее.
– Она леди Рич, Ваше Величество.
– Она, как ее брат. Оба слишком высокого о себе мнения.
– Жизнь их баловала.
– Да, Сидни рыдал над нею, а теперь Маунтджой нарушил ради нее все приличия.
– Это поднимает их мнение о себе, как показала доброта Вашего Величества к Эссексу.
Она рассмеялась. И заговорила о прежних днях, о милом Филипе Сидни, который был таким героем, и о трагедиях последних лет. Ей казалось несправедливым, что после триумфа над Армадой, когда будто тяжесть упала с ее плеч, она потеряла того, с кем могла бы разделить радость триумфа.
Она вспомнила, как они вместе были в Тауэре, как после смерти ее сестры он первый прибежал к ней, предлагая свое состояние… «И руку», – подумала я. Милый Робин, Глаза королевы, как велики были твои надежды в те дни. Она вновь заставила меня вспомнить того молодого человека, каким он был… несравненного, как она называла его. Думаю, она полностью позабыла оплывшего, страдающего подагрой пожилого человека, каким он стал.
Кажется, она позабыла и про меня, вспоминая, вновь проживая свою жизнь вместе с Лейстером.
И неожиданно холодно на меня взглянула.
– Ну что ж, Леттис. Наконец мы встретились. Эссекс выиграл для тебя этот день.
Она дала мне руку для поцелуя, и я была отпущена.
Я покидала дворец в состоянии триумфа.
Прошла неделя. Вызова
Эссекс сказал ей об этом, упомянув о моем восторге от ее приема. Теперь я действительно желала поцеловать ее руку публично.
Он грустно посмотрел на меня и вдруг закричал:
– Она упряма, эта старуха! – Я была напугана, что его услышат слуги. – Она сказала, что обещала принять тебя – и приняла, но это все.
– Но она не может так поступить! – ошарашенная, сказала я.
– Она говорит, что ничего не изменилось. Она не желает видеть тебя при дворе. Ей нечего тебе сказать. Ты показала себя ее врагом.
Итак, я опять находилась в прежнем положении. Краткая встреча ничего не дала. Я воображала, как она смеется, комментируя нашу встречу.
Волчица думала, что она вернется ко двору, не так ли? Ха! Ей придется изменить свое мнение…
Затем, наверное, она глядела на себя в зеркало и видела не старую женщину, какой она была, а молодую, только что взошедшую на трон, во всем великолепии ее молодости, и рядом с ней ее милый Робин, с которым никто не сможет сравниться.
Затем, чтобы пролить бальзам на свои раны, которые он нанес ей, женившись на мне, она засмеется над моим унижением и разочарованием: она вызвала во мне надежды, она их и уничтожила, чтобы добавить унижения своему врагу.
Теперь я приближаюсь к тем своим воспоминаниям, которые положили начало трагедии моей жизни. Я полагаю, ужасная сцена между Эссексом и королевой была началом его конца. Я уверена, что она не смогла простить ему это, даже более, чем не могла простить мне брака с Лейстером. Она была преданна своим друзьям, и одинаково преданна врагам: она помнила эпизоды проявления дружбы и вновь и вновь вознаграждала друзей, но она никогда не забывала и факта неверности.
Я знаю: во всем виноват Эссекс. Он пошел на провокацию. Его близкий друг, граф Саутгэмптон, был в то время в немилости. Элизабет Верной, одна из горничных и племянница моего первого мужа Уолтера Деверо, стала любовницей Саутгэмптона, и Эссекс помог им тайно обвенчаться. Когда королева узнала и потребовала Эссекса к себе, он дерзко заявил, что не видит причины, почему мужчина и женщина не могут пожениться, если они желают того, и по-прежнему служить королеве. Это ей не понравилось.
Тем временем Елизавета пыталась заключить мирный договор с Испанией. Ее ненависть к войне была так же сильна, как и прежде, и она часто говорила, что войны следует развязывать лишь в случаях крайней необходимости (как тогда, когда Армада подошла к английским берегам), а в иных ситуациях следует предпринимать все, чтобы избежать войны.
Эссекс не разделял этого взгляда и собирался положить конец мирным переговорам. Он победил в дебатах на Совете, к огорчению лорда Берли и Роберта Сесила.