Мой взгляд на любовь
Шрифт:
Она кивает, и достает из кармана платья бледно-розовый платок, чтобы вытереть глаза. Потом наливает две чашки холодного чая из кувшина, стоящего на столе, и подает мне одну из чашек.
— В тебе есть что-то странно знакомое, — говорит она. — Не знаю почему, хотя уверена, что мы никогда не встречались, — она изучает меня, и я не знаю, что сказать. — Как только я тебя увидела, то почувствовала, что уже знаю тебя.
Я делаю глоток чая.
— Я много где работала, поэтому, возможно, вы видели меня раньше.
Она смотрит вдаль.
—
В течении минуты мы молчим, и могу сказать, что она полностью потеряна в своих мыслях. Я смотрю на часы и размышляю, не думает ли Кэрри, что я заблудилась. Поерзав в кресле, я решаю нарушить тишину и, возможно, найти способ удалиться.
— У вас вечеринка? — спрашиваю я.
— Сегодня у меня благотворительный прием с послеобеденным чаепитием, — отвечает она.
Я киваю, и пытаюсь придумать, что сказать, осознавая, что глаза этой бедной женщины полны слез.
— Вы хотите поговорить об этом? — осторожно спрашиваю я.
Она качает головой.
— Не особо, — слезы льются из ее ярко-зеленых глаз.
Как бы мне ни хотелось уйти, я принимаю решение просто сидеть с ней, пока не придет ее сын.
— Вы живете здесь одна?
Она кивает.
— Мой муж умер от сердечного приступа.
— Боже мой. Мне очень жаль. Когда?
Она глубоко вздыхает и смотрит на меня.
— Десять лет назад. Ты, наверное, подумала, что я скажу, что это произошло на прошлой неделе.
Я качаю головой.
— У горя нет сроков.
Она кивает и с благодарностью улыбается.
— Мы так ждали возможности насладиться нашими золотыми годами, но потом… — она достает носовой платок и промокает глаза. — Я знаю, что этот дом слишком большой, но я не могу его продать. Это наш дом, и не могу представить, чтобы кто-нибудь еще жил здесь, — еще больше слез скатывается по ее щекам. — Мне очень жаль, Эмерсон. Ты просто доставляешь кексы, а тебе приходиться выслушивать меня.
— Все в порядке, — успокаиваю ее.
— Бывают дни, когда я в порядке, и боль не такая сильная, — она сморкается в платок. — Но в другие дни, как сегодня, просто невыносимо.
— Я сожалею о вашей потере, миссис Холланд.
— Пожалуйста, зови меня Сара, — говорит она, пожимая плечами. — Десять лет, — она качает головой. — Я не могу поверить, что прошло целое десятилетие, и я все еще скорблю, как будто это было вчера. Я думаю, что после некоторых потерь невозможно восстановиться. Неважно, что ты делаешь или как сильно пытаешься двигаться дальше, боль слишком сильная, и твой разум не позволяет сердцу исцелиться, — она смотрит на меня затуманенными глазами, и я хочу, чтобы было что-то, что я могу сказать или сделать. — Я потеряла любовь всей моей жизни, и я не знаю, как держаться в определенные дни.
Я жую внутреннюю часть щеки, размышляя, могу ли я сделать что-то полезное, поэтому тихо говорю:
— Я думаю, вам просто нужно плыть по воде, надеясь, что с каждым
Ее взгляд смягчается.
— Мой сын, Джош, когда-то дал мне то, что помогло мне остаться на плаву. Он тяжело перенес смерть отца и всегда много беспокоился о моем благополучии, — она поворачивает голову к открытым французским дверям. — Я могу показать тебе?
Я киваю.
— Конечно.
— Мам, — раздается мужской голос.
— О, а вот и Джош, — говорит она, снова вытирая глаза.
— Я действительно должна идти, — говорю, глядя на свои часы. — Сара, надеюсь, скоро вам станет лучше.
Она кивает, когда мы встаем.
— Большое спасибо, Эмерсон. Было очень мило с твоей стороны остаться и выслушать меня.
Сара ведет меня обратно на кухню. Когда мы заходим, мужчина со стуком бросает сложенную газету на кухонный стол, что заставляет меня остановиться. У меня пересыхает во рту, когда он поворачивается к нам. Не в состоянии двигаться и ясно мыслить, я нагло разглядываю незнакомца.
Он высокий, может быть, шесть футов и два или три дюйма (187-190 см), с широкими плечами и сильным натренированным телом. У него русые волосы, стянутые в короткий хвост, и легкая щетина на красивом лице. Все, о чем я могу думать, это что он слишком красив, чтобы быть реальным.
— Дорогой, — с теплотой спрашивает Сара. — Как ты?
Он размахивает перед собой связкой ключей.
— Мама, дверь была не закрыта.
Она поворачивается ко мне.
— Это мой сын, Джош. Он немного помешан на домашней безопасности.
Джош закатывает глаза, и на его лице появляется потрясающая улыбка, но потом он странно смотрит на меня, как будто смущен моей внешностью.
— Я как раз рассказывала Эмерсон, какой ты хороший сын и как заботишься о своей любимой маме.
Он улыбается и смотрит на меня, протягивая руку.
— Рад знакомству, Эмерсон.
Я делаю неуверенный шаг вперед и пожимаю ему руку.
— Приятно познакомиться, Джош, — я горжусь тем, что мой голос звучит нормально и ровно.
Когда он отпускает мою руку, я понимаю, что он держал ее слишком долго, или, скорее всего это я держалась за него. В любом случае, это было странно, и мои щеки горят. Мне показалось, что, возможно, на моем лице немного муки или пищевого красителя, поэтому он с интересом смотрел на меня.
— Эмерсон привезла кексы для моего послеобеденного чая, и была очень любезна, чтобы остаться и составить мне компанию, — говорит Сара. — Боюсь, она приехала, когда у меня была вечеринка жалости.
— Ну, надеюсь, еще осталось немного кексов, — говорит Джош. — Я голоден.
— Держи свои жадные руки подальше от них, — говорит она легким, но непреклонным тоном. — Они для моих гостей.
Она поворачивается ко мне и спрашивает:
— Тебе нравится искусство, Эмерсон?
Из всех вопросов в мире, она спросила именно о том, что вызывает неудобство.