Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
А теперь всю землю обрабатывают машины. Уже и лошадь на поле встретишь редко. Только пастухи, как и раньше, сохранили в неприкосновенности свое обличье. Разве что сели все на лошадей да и зарабатывают не в пример прежнему ежемесячно не меньше 120 рублей. Сутки работают, сутки отдыхают.
Да, не нашел я прежнего села Хавертова. Даже некогда полноводная Жрака обмелела: снесена мельница. Но в быт моих односельчан прочно вошла новь, невиданная в пору моего детства. В домах земляков – радио, телевизоры, газ, паровое отопление. Не в пример лучше теперь с кормами. Повысилась материальная заинтересованность крестьянина.
Правда, часть молодежи по-прежнему недовольна. Деревенские парни и девушки читают те же газеты и журналы, что и их городские сверстники, слушают радио и смотрят телепередачи, учатся по тем же школьным программам. У них формируются столь же богатые запросы. А что они получают? В сельском клубе крутят надоевшие пластинки, показывают старые фильмы. А больше и податься некуда. Так порой возникает неудовлетворенность, начинаются поиски выхода из этого трудного положения.
Истинный художник всегда в пути, беспокойное сердце ведет его по разным дорогам необъятной России. Чаще всего, повзрослевший, он оказывается в родной деревне, ведет разговор с теми, кто помнит его, отца, мать, родных. Здесь он родился и вырос, здесь он познал первые человеческие радости, слезы, обиды. Здесь он научился смеяться и плакать, впервые подрался, отстаивая свои убеждения. Все здесь было впервые, если не с ним, то с отцом, дедом, прадедом.
Очень точно удалось передать свои чувства от встречи с родной стороной Юрию Сбитневу. «Сладко пахнет занявшейся в печах березовой корой. Запах этот поднимает в душе какие-то сокровенные чувства. Будит память о далеком теперь уже детстве, о песнях, что слышал с колыбели, о сырых грибных местах, о румяном жаворонке с глазами-изюминками, что уместился на плоской ладони бабушки, готовый вот-вот вспорхнуть, о санках-леточках, о всем том, что вписано в наши сердца большими, очень большими буквами – Родина».
Восстановить связь времен, органическую преемственность поколений – вот задача, которая встала перед художниками нашего времени.
В последние годы все чаще и чаще говорят о творчестве таких писателей, как Виктор Астафьев, Василий Белов, Евгений Носов, Виктор Лихоносов, Валентин Волков (видимо, список будет пополняться с каждым годом), говорят как о формирующемся литературном направлении.
В чем сила этих писателей? В искренности, бескомпромиссной правде. Истоки их творчества – в деревне. Прошлое и настоящее современной деревни – в центре идейно-художественных исканий представителей новой волны в прозе. Вот почему художник уходит в свое детство: он старается понять самого себя через познание своих отцов и дедов. Но художник, раскрывая образы своих предков, не застывает в умиленности и не склоняется в восхищении перед ними, а воссоздает их образы во всей возможной полноте и многогранности. Да, они не запускали спутники, не руководили фабриками и заводами, не совершали исключительных подвигов. Но они рожали героев, воспитывали командиров производства, художников, писателей, наконец, сеяли, косили, собирали урожай, кормили всю страну и тогда, когда она воевала, и тогда, когда запускала спутники и космические корабли.
Не так давно (1967 – 1968 гг.) на страницах «Литературной газеты» развернулась дискуссия. В размышлениях некоторых критиков сквозь камуфляж «серьезных» и «продуманных» советов писателям ощущается опасение, что простой русский мужик становится настоящим героем современной литературы. Тут же, как и сто лет назад, заговорили о том, что молодые художники канонизируют в образах стариков немало косного и отсталого. Напрасно писатели, мол, восхищаются стариками – ведь они неграмотные, далекие от мудрости века. Они – это прошлое. «Не странно ли, если он и сегодня почитает свою малограмотную бабушку за высший эталон морали и мудрости? – восклицает маститый критик. – Найдем ли мы ответ у этих бабушек и дедушек на сложнейшие вопросы, стоящие перед нашим обществом, вопросы социальные, философские, нравственные?»
Вместо ответа на этот риторический вопрос хочется напомнить слова Белинского: «Мужик – человек, и этого довольно, чтобы мы интересовались им так же, как барином. Если мужик не учен, не образован, – это не его вина... Ломоносов родился мужиком... Образованность – дело хорошее, что и говорить, но, бога ради, не чваньтесь ею перед мужиком: почему знать, что при ваших внешних средствах к образованию он далеко бы оставил вас за собою» (Белинский В.Г. Поли. собр. соч. Т. Х.М.; Л., 1960. С. 464-465).
Да и разве не доказала наша советская действительность правоту Белинского? Сколько вышло из деревни главных имен в науке и в искусстве после того, как хлебороб получил самый широкий доступ к образованию: да и наш нынешний славный рабочий класс, люди, стоящие у станка зачастую с образованностью техников-инженеров, многие из них – это вчерашние дети крестьян.
Казалось, критика освободилась от догматизма и односторонности, а тут, пожалуйста, появился свежий образчик такой односторонности, граничащей с крикливым эпатажем: вот смотрите, вы все увлекаетесь прозой Виктора Астафьева, Василия Белова, Виктора Лихоносова, Юрия Сбитнева, а я считаю, что эта проза всего лишь канонизация отсталого и косного быта.
Казалось, что герои этой прозы полнокровно вошли в обиход современности со всеми особенностями их характера. Но нет! Кое-кому захотелось противопоставить тип «современного совестливца», тип русского мужика, русским академикам Курчатову и Королеву.
Надо бы радоваться тому, что молодые литераторы припадают к истокам, уж тут-то они и могут напиться незамутненной, свежей водицы; но нет, именно это и встречает возражение – как бы не получилось перепроизводства персонажей, в которых бы воплощались такие черты, как чуткость сердца, простодушие, кротость, причем незаметно происходит подмена качества: простота, а не простодушие, мягкость, а не кротость.
Что и говорить, в русском человеке и посейчас много простодушия, но это, как и прежде, идет от неумения притворяться, ловчить, от прямоты характера.
В. Белов, Е. Носов, В. Астафьев ослабеют как художники, если не коснутся матери-земли, не походят по местам своего детства, юности, где каждый кустик, каждый предмет о чем-то напоминает. Какая уж тут ностальгия! Это мудреное словцо здесь ни при чем. Как наивно разделять поэзию на интеллектуальную н неинтеллектуальную, так и прозу наивно разделять на лирическую и аналитическую. Принять такое разделение – значит оказаться в таком же смешном положении, как и один из критиков, взявший Виктора Астафьева в двух «ипостасях» – лирической и аналитической. Как будто художника можно разделить на части!
Доброта, совестливость, сердечность, простота – это как гены, они передаются из поколения в поколение, создавая традиционные национальные свойства, черты, особенности русского характера, русской души. Некоторые критики ратуют за активного героя современной прозы. При этом из числа активных героев современности выбрасывают таких, как Беловский Иван Африканович, Екатерина Петровна у Астафьева, Власьевна и тетка Ариша у Сбитнева. Но чтобы прийти к такому выводу, нужно было упростить характеры этих персонажей, сделать односторонними, неглубокими в глазах своих читателей. Зачем нужно было некоторым критикам так обеднять нравственную программу этой прозы? Эта программа критиком сведена «всего лишь об один пункт» (скажем, «кротость», или «чуткость сердца», или «простодушие»). Нужно многое не заметить в образах Лихоносова, Сбитнева, Астафьева, чтобы вот так простодушно прочитать их произведения.