Моя чужая женщина
Шрифт:
– Она любит меня, – затравленно сказал Одинцов.
– Да перестань! Ей нужны только твои деньги.
– А тебе?! – воскликнул Михаил. – Хочешь сказать, что ты меня любила, когда выходила замуж? Да я давно тебя понял. Ты никого не способна любить.
– Посмотри на себя, – спокойно сказала она.
– Да я словно и не жил до сих пор!
– Это называется кризис среднего возраста.
– Не подводи подо все свою философскую базу! Свою отвратительную психологию!
– До сих пор тебе это нравилось, – усмехнулась Алина.
– До
– А во мне что ненормального?
– Будто ты этого не знаешь? Да ты не женщина!
– Я не понимаю.
– Хватит лгать! Ты делала анализы. Это ты не можешь иметь детей, а не я.
– Откуда ты…
– Да! Знаю!
– Значит, ты за мной следишь? Шаришь в моем столе? В моих бумагах? Ты или твои люди?
– Будто ты этого не делаешь!
Алина слегка растерялась. Значит, он их раздобыл – результаты анализов. Быть может, нанятые им детективы обращались к ее врачу.
– Ну, хорошо, – устало сказала Алина. – У тебя интрижка на стороне. С кем не бывает. Но почему нам непременно надо развестись?
– Да потому… Потому что моя любимая женщина беременна! – с гордостью произнес Одинцов.
– А ты уверен, что от тебя?
Алине показалось, что муж ее сейчас ударит, его лицо исказилось. Она невольно отпрянула, а потом сказала:
– Тогда почему ты все еще сюда приезжаешь? В мой дом?
– Ничего твоего здесь нет, – отрезал Одинцов. – Это мой дом.
– Быть может, поднимем документы?
– Надо будет, и поднимем.
– Ого! Я вижу, что твоя пассия взялась за дело всерьез!
– Ей-то как раз ничего не надо.
– Я тоже так действовала. Говорила, что мне ничего не надо.
– Ага! Значит, ты признаешься?! Что никогда меня не любила?!
– Это больше, чем любовь, – медленно сказала она. – Доверие и взаимопонимание. А ты, извини меня, дорогой, просто дурак.
– Пусть я и дурак, – сказал Одинцов, поднимаясь из-за стола, – но я уже принял решение. Давай разойдемся по-хорошему.
– Идет, – улыбаясь, ответила Алина. – Как только ты найдешь время, мы во всем разберемся. Кому, что и сколько причитается.
– Значит, ты согласна на развод? – радостно спросил Михаил.
– А есть смысл препятствовать? Чтобы ты понял, как я к тебе отношусь, я пойду тебе навстречу. Сделаю все так, как ты скажешь.
– Я всегда знал, что ты – умница! – с чувством сказал Одинцов.
– Так может, еще передумаешь? Останешься с умной женщиной, которая тебя понимает и знает, что тебе надо?
Михаил нахмурился:
– Знаешь, нет. Это серьезнее, чем ты думаешь. И мне надо заняться своим завещанием, раз все меняется. И в самом деле, пора разобраться с делами. – Муж поднялся и на прощание сказал: – Я приду поздно. Не провожай меня.
Провожать? Как только он ушел, Алина без сил опустилась на диван в гостиной. Ну вот и все. Мир рушится. Отдать
Как раз накануне, прислушиваясь к шагам мужа в коридоре, она читала Агату Кристи. И теперь Алина вспомнила содержание одного романа. Надо сделать так, чтобы мужа считали сумасшедшим и чтобы его самоубийство ни у кого не вызвало сомнений. Особенно у его родных и «невесты», которые, вне всякого сомнения, будут претендовать на наследство. Надо поспешить. В квартире отца достаточный запас атропина. Ей хватит. Если понемногу добавлять лекарство, содержащее ядовитый сок белладонны, в пищу, через какое-то время Михаил Одинцов будет страдать галлюцинациями. А через месяц в его сумасшествии ни у кого не останется сомнений. Она привезет сюда его мать и сестру и покажет больного. А потом…
Что ж, выбора он ей не оставил. Чтобы план осуществился, надо прикинуться бедной овечкой. Войти с ним в контакт, усыпить бдительность. Она будет улыбаться, говорить, что на все согласна. Лишь бы он по-прежнему завтракал и ужинал дома. А потом…
Пятый час в пробке
«Жигули»
Они молчали. Машина медленно, но двигалась вперед. Машинально Греков глянул на часы: пятый час, как они в этой проклятой пробке.
Нервы на пределе.
– Тебе это ничего не напоминает? – повторил вопрос Петров.
– Ты намекаешь на самоубийство Михаила Одинцова?
– Ведь ты же интересовался этим делом?
– Допустим, – медленно сказал Юрий Греков. И снова спросил: – Слушай, Петров, тебе не жарко? Снял бы ты куртку.
– Мне нормально. Спасибо за заботу, – усмехнулся Володя.
– А я вот задыхаюсь от жары, – пожаловался Греков.
– А может, это нервы?
– Может, и нервы. Постой… Это ты на что намекаешь?
– Ни на что. Мы вспомнили Одинцова. Я так полагаю, что ему тоже подмешивали атропин. А кто мог это сделать?
– Как это – кто? – со злостью сказал Юрий Греков и покосился вправо, на красный «Ягуар». – Эта стерва, конечно!
– Ты имеешь в виду, Алину Одинцову? Его жену?
– Да!
– И давно ты это раскопал?
– Володя, ведь это ты написал отказ в возбуждении уголовного дела, – напомнил Юрий Греков. – Не нашел криминала.
– Уж очень было похоже на самоубийство. И показания родных это подтверждали. А токсикологическую экспертизу не проводили. Что же касается угла, под которым пуля вошла в висок, – и Володя выразительно посмотрел на Грекова, – то судмедэксперт не отметил в заключении отклонения от нормы.