Моя чужая. (Не)вернуть любовь
Шрифт:
Всякого я, конечно, ждал, но чтобы девушка до такого опустилась… Ее муженек то вообще знает, с кем ненаглядная время проводит?
Рука тянется к мобильнику — сфоткать голубков, но я успеваю себя одернуть — не мое дело.
Пусть прыгает в койку, к кому хочет, я в чужие семьи не лезу — Юлии за глаза хватает. Но вместо того, чтобы уйти, продолжаю рассматривать голубков.
Мужик тянется вперед и накрывает своей лапищей тонкую девичью кисть. У Алены красивые руки, я помню. Миниатюрные и изящные. Она не наращивает огромных ногтей, не носит
Нет.
Закрываю глаза и медленно выдыхаю.
Бесполезные воспоминания. Тем более сейчас, когда я еще раз могу убедиться, что все бабы одинаковы.
А девушка вдруг встает из-за стола и мужик следом за ней. Обмениваются короткими фразами и направляются к выходу.
Мышцы почему-то тянет напряжением. Я внимательно наблюдаю за парочкой, ожидая сам не зная чего. Может, меня заметят? Я бы посмотрел на реакцию Алены. И ее жалкие попытки оправдаться. Но вместо того, чтобы подойти ближе, я наоборот отступаю под тень небольшого козырька.
Зря стараюсь — на меня никто не смотрит. Мужик подходит к темно-вишневому мерсу и помогает Елене Николаевне устроиться на переднем сиденье.
Та грациозно усаживается внутрь, аккуратно придерживая светлую юбочку, в которой сегодня крутила задницей перед своим мужем.
Становится мерзко. Хочется сплюнуть себе под ноги, а еще лучше — купить что покрепче, и послать к черту сегодняшний день.
Дебильные ощущения. Но меня натурально передергивает от мысли, что сейчас эти двое направятся в ближайший хостел и там как следует займутся друг другом.
Словно почувствовав это, мужик оборачивается и кидает на меня быстрый взгляд. Я отвечаю наглой ухмылкой, но выпад остается без внимания — придурок быстро ныряет в салон и трогается с места.
Скатертью дорожка.
Разворачиваюсь и иду обратно.
Аппетит пропал, а перед глазами до сих пор картина воркующей парочки. Алена улыбалась, ей нравился это прилизанный старик. Но черт… как же неожиданно-неприятно было это наблюдать. Правильная девочка оказалась не такой уж святой.
Хотя мне не все ли равно? Это проблема Бесстужева, пусть за своей женой сам следит!
А настроение окончательно изгадилось. Лучше вернуться домой… И в который раз попытаться выкинуть из головы мусор. Как оказалось, место Елены Николаевны именно там.
***
— Спасибо, Генрих Вольфович! Мне правда, так неловко…
Но мой душевный врачеватель дарит мне снисходительную улыбку, приправленную ласковым:
— Дорогая, о чем мы говорили полчаса назад?
Мужчина слегка картавит. Говорит, это наследие его предков французов, осевших на территории России еще со времен Наполеона. Хотя мне Генрих Вольфович напоминал истинного арийца. Не только внешностью и именем — мужчина был профессионалом своего дела.
Год работы с ним помог заново научиться дышать. Ушли кошмары… Я больше не видела жуткие маски врачей, не брела по заляпанному кровью полу и не слышала
Сны ушли… И я, наконец, перестала пугать мужа своими истериками.
Господи, мне до сих пор стыдно!
Как вспомню свою первую ночь в особняке Артура, так хочется сквозь землю провалиться!
Мы тогда еще не были женаты… Я просто готовила и убирала в огромном доме за хорошие деньги. Никакого интима, разумеется. Ни я, ни Артур, не воспринимали друг друга иначе, чем знакомых, но совершенно чужих друг другу людей.
Пока однажды мне не пришлось остаться на ночь…
Едва заметно ежусь, вспоминая собственные крики и жуткий раскат грома.
Бедный Артур перепугался не на шутку — суетился надо мной и действительно хотел везти в больницу. Ну а я… Я вместо отказа, позорно разрыдалась на мужском плече. И зачем-то вывалила на ошарашенного мужчину свое горькое прошлое.
Не ждала сочувствия, правда. Но вместо того, чтобы утешить меня банальностями, а потом уволить такую крикливую истеричку, Артур рассказал про свое горе.
Об аварии, в которой погибли любимые жена и сын. А он остался, сам не зная, зачем дальше жить. Сколько раз думал о том, чтобы уйти, но каждый раз останавливался. Не мог…
«Сонечка бы ругалась», — признался тихо. — «Она у меня такая… яркая. Настоящий боец. И верующая очень была. Все говорила: жизнь — это великий дар. Разве я мог разочаровать жену?»
Вот так и началось наше сближение.
Неторопливое, спокойное и все равно странное. Нелогичное. Ведь мы так отличались во всем, кроме отношения к семье и работе.
— Опять задумались, Елена Николаевна? — щелкает языком мужчина. — Неужели наша беседа прошла впустую?
Я улыбаюсь и слегка качаю головой.
— Вы же знаете, что нет. Спасибо… Мне действительно легче. У вас всегда есть нужные слова.
Мужчина расцветает ответной улыбкой. Лукаво щурит водянистые, почти бесцветные глаза, блестит ровными зубами.
— Такая работа, Елена Николаевна, такая работа… Но если позволите, у меня к вам небольшой вопрос…
Слегка жму плечами. Конечно, почему бы и нет? Теперь я могу быть максимально откровенной, не то, что раньше, когда любая попытка проговорить прошлое вызывала дикий приступ сердечной боли. А сейчас ничего…Только ноет слегка.
— … Задумывались ли вы о том, что, возможно, Ястребовский испытывал к вам реальные чувства?
На мгновение я теряю дар речи. Реальные чувства? Это… любовь, что ли? Может, еще и жениться хотел?! Из горла рвется сухой смешок.
Я уже собираюсь высказать все как есть, но Генрих Вольфович машет рукой.
— …Постойте, не отвечайте. Понимаю ваш скептицизм — он обоснован. Вы неглупая и, что важнее всего, здравомыслящая девушка…
С последним я бы поспорила. Будь во мне больше здравого смысла, я бы на пушечный выстрел не подошла к Демьяну, несмотря на душевную и физическую тягу.