Моя долгожданная любовь
Шрифт:
С той самой кошмарной ночи, когда он гневно обрушился на нее, она страдала от горечи и тоски, но была слишком подавлена, чтобы сделать попытку преодолеть то холодное безразличие, с которым муж отныне относился к ней. Теперь же она почувствовала, что готова покончить со сложившейся ситуацией. Исходя из своего женского инстинкта, ей хотелось предстать перед ним во всей своей красе, быть настолько нежной и привлекательной, чтобы он не смог устоять. А потом, ослабив его оборонительные рубежи, она сумела бы спокойно поговорить с ним и с помощью здравого смысла и нежных уговоров убедить, что подошло время забыть и простить, время восстановить связь между двумя любящими сердцами и начать все сначала.
Она приняла ванну, добавив в воду розового масла, и промыла волосы ароматизированной мыльной пеной. Крепко растерев тело мохнатым полотенцем так, что кожа заблестела, как сияющий жемчуг, Брайони нарядилась в белую блузку с высоким воротником, отороченную кружевами на шее и рукавах, и мягкую серую шерстяную юбку. Затем она надела серые шелковые чулки, гладко обтянувшие ее стройные ножки, и элегантные черные туфли. На шею она надела золотой медальон, оставшийся ей от матери, и убрала свои густые, блестящие черные волосы во французский пучок, оставив несколько свободных прядей, обрамлявших лицо. Оставалось только слегка надушиться, что она и сделала. Довольная достигнутыми результатами, Брайони улыбнулась своему отражению в зеркале над туалетным столиком. Она, несомненно, выглядит нежной и желанной без налета нарочитого соблазна. Инстинктивно она понимала, что Джим отвергнет откровенную попытку соблазнить его, и лишь тонким подходом можно попытаться заглушить его горечь и злость.
И сейчас, устроившись на покрытой розово-белой парчой софе перед уютно пылающим жаром камином, она смеялась над замечанием Дэнни касательно ее пучка на голове.
— Дэнни, если тебе когда-нибудь наскучит скотоводческое хозяйство, подумай над тем, чтобы стать поэтом, — сияя зелеными глазами, предложила она. — У тебя потрясающие склонности к романтическому способу выражения мыслей.
Ее деверь осклабился и плюхнулся на софу рядом с ней.
— Ну, ну, Брайони, ты прекрасно знаешь, что я имел в виду, — возразил он. — Может, я не так выразился, но мне просто хотелось сказать, что ты изумительно хороша. И я буду не я, если эта баранья башка — мой брат не полюбуется на тебя и не станет на коленях умолять тебя простить его!
— Нет.
С посерьезневшим видом она взяла его руки в свои и заглянула в живые голубые глаза Дэнни, так напоминающие глаза брата и в то же время совсем не такие. В них никогда не было безжалостного или враждебного выражения, о ком бы ни шла речь. Дэнни был открытым и честным парнем с добродушно-веселым характером.
— Не думай, что Джим должен просить у меня извинения, — заявила Брайони. — Он был уязвлен, ранен до глубины души, и он страшно зол. И при этом ты прекрасно знаешь, что он прав. Вина за случившееся лежит полностью на мне. Это я несу ответственность за потерю ребенка.
Когда он попытался возразить, она покачала головой, и на ее ресницах сверкнули слезы.
— Нет, не спорь, Дэнни. Я прекрасно знаю, в чем была моя ошибка. Я вела себя глупо и безрассудно, как норовистая лошадь. Печать этого безрассудства будет лежать на мне всю оставшуюся жизнь.
Она опустила голову, чтобы скрыть слезы, которые не смогла сдержать, и они тонкими ручейками покатились по ее щекам. Она смахнула их, затем расправила плечи и с глубоким вздохом подняла голову:
— Я вовсе не рассчитываю на то, что Джим станет извиняться за то, что дал волю гневу. Я лишь хочу, чтобы он простил меня. Хочу, чтобы наша семейная жизнь опять вошла в нормальное русло, чтобы мы снова любили друг друга. Я собираюсь сделать попытку снова добиться его расположения.
— Будь уверена, я на твоей стороне, — пробормотал Дэнни, тронутый спокойной решимостью золовки. Он обнял ее и крепко прижал к груди. — Ты самое драгоценное, что есть у Джима, радость моя. Лишь бы только он очнулся и осознал это!
Как приятно было вновь ощутить, что тебя обнимают! Уже много недель муж не прикасался к ней. Брайони положила голову на плечо юноши и закрыла глаза, уютно чувствуя себя рядом с худощавым сильным парнем, проявляющим такую заботу о ней.
Холодный, с металлическим оттенком голос прервал минуту покоя и мира.
— Не нарушил ли я вашей идиллии? — протянул Джим, вошедший в залу.
И Брайони, и Дэнни в ту же секунду отшатнулись друг от друга и уставились на высокую, мускулистую фигуру в черном, в то время как Джим подчеркнуто спокойно смотрел на них.
В гостиной воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров.
У Брайони от изумления приоткрылся рот. В своих черных рубахе и брюках, темном платке и сапогах Джим выглядел таким неумолимым и грозным, каким она ни разу его не видела. Глаза мужа казались ледяными; плотно сжатый рот вытянулся в тонкую линию. На черной рубахе выступали мощные мышцы его груди и рук, напоминая Брайони о колоссальной физической силе мужа. Широкие плечи конусом переходили в худой торс с плоским, твердым животом и узкими крепкими бедрами. На ремне с блестящей серебряной пряжкой, как всегда низко на бедре, висел его кольт 0, 45 Фронтиер.
— Надеюсь, не возражаете, если я присоединюсь к вам? — с ехидным намеком спросил он. — Или вам хотелось бы побыть наедине?
В его голубых глазах проглядывал угрожающий блеск, когда он сверлил ими сначала лицо брата, а затем лицо Брайони, испуганно стоявших перед ним.
У Брайони наконец прорезался голос.
— Нет, Джим, это просто глупо! — воскликнула она, срываясь на крик.
Всеми фибрами души она жаждала, чтобы к ней вернулось самообладание, и она быстро поднялась с софы и грациозной походкой направилась к нему:
— Будь любезен, заходи. Можно я… дам тебе чего-нибудь выпить?
Она остановилась перед ним, глядя ему прямо в лицо большими блестящими глазами. Ее руки протянулись навстречу ему.
Джим оглядел ее. Он отметил тонкую прелесть ее лица с высокими скулами, изумрудно-темные глаза, атласную фарфорово-белую кожу и такие мягкие соблазнительные губы, что он с трудом оторвал от них взгляд.
Ее цвета вороньего крыла волосы выглядели мягкими и блестящими, как бархат. Элегантная белая блузка с кружевами и юбка из серой шерсти подчеркивали тонкую, чувственно изогнутую фигурку.
Был миг, когда, охваченный пламенем страсти, он хотел схватить ее в объятия и расцеловать, ощутить ее мягкое податливое тело, уступающее приливу его желания. Но затем он с щемящей болью вспомнил о том, что она натворила и что он потерял. Холодная ярость сменила минутную страсть, когда он вспомнил, что с ее красотой сочетались самые отталкивающие черты характера. Вспомнил ее дикий, взбалмошный нрав, нанесший ему неизгладимую рану, из-за которой он просто не мог ни простить ее, ни забыть о случившемся. Когда она попыталась дотронуться до его руки, он пренебрежительно взглянул на нее и, обогнув печально поникшую жену, нарочито быстрыми большими шагами направился к дальней стене, где находился бар с напитками.