Моя долгожданная любовь
Шрифт:
По мере того как он приходил в себя, оглядывая крошечную спальню в восточном крыле дома на ранчо, где он проводил ночи все последние месяцы, учащенный пульс постепенно вошел в норму. Весь этот период он никак не мог преодолеть себя и вернуться в хозяйскую спальню, где провел столько чудесных ночей с Брайони. Нет, эта маленькая, простенько обставленная комнатушка подходила ему куда больше. Его взгляд упал на свернутые в походный сверток постельные принадлежности и вьючный мешок, сложенные на полу, в углу спальни. Все было приготовлено к утреннему выезду. Оставалось лишь дождаться зари.
Однако смятение, оторвавшее его от сна, не проходило, обострив нервы до предела. Джима охватило какое-то страшное волнение, от которого он не мог избавиться. У него возникло ощущение, что все тело исколото иглами. В испарине, он слез с постели и шагнул к окну, вглядываясь в темноту ночи. Мириады звезд заполонили небо, но они отбрасывали лишь серебристую тень на непроницаемую мглу, нависшую над техасской прерией. Ночной воздух был неподвижным и плотным. Даже в это время суток июльская жара была невыносимой, но все-таки не она оторвала его от сна и ужаснула. Тогда что же? Что?
Образ Брайони явился перед ним, и он прикрыл глаза и слегка качнулся. Брайони! Где ты? Не нужен ли я тебе в эту ночь? У него возникло такое ощущение, что да, он сейчас крайне нужен ей. Джим попытался убедить себя, что это лишь пустое воображение, что скорее всего Брайони уже нет на свете и ей не требуется ничья помощь, но странное наваждение не пропало, терзая его душу и покрывая спину холодным, липким потом.
Ему надо уехать. Именно сейчас. Было очевидно, что он уже не в состоянии снова заснуть, тогда почему бы не отправиться в путь немедленно, не дожидаясь восхода солнца? Что-то в его душе взывало к действию, требовало, чтобы он не медлил. Возбужденный, с мыслями о предстоящей ему миссии он проворно и, как всегда, молча оделся. Прошло всего два дня после того, как пришло письмо от Томаса из Мексики с просьбой о помощи. Сердце Джима взыграло, когда появился шанс уехать куда-нибудь.
Дон Томас Фелипе Диего-и-Рамонес был его другом со времен войны, сыном богатых мексиканцев, у которых возникли серьезные проблемы: на их скотоводческие хозяйства стали совершать набеги бандиты, обнаглевшие до того, что во время последнего набега подожгли асиенду. Томас попросил друга помочь, и Джим без колебаний сообщил, что выезжает. Он собирался тронуться в путь этим утром, но теперь чувствовал, что больше не может ждать ни минуты. Он отправится прямо ночью, оставив Дэнни записку с объяснением, что решил выехать в относительно более прохладное время суток. Записка позволит обойтись без прощальной церемонии.
То, что Дэнни остается на хозяйстве один, его не беспокоило. Парень отлично справлялся с работой на Трайпл Стар и прекрасно обойдется без него. Кроме того, Джим подозревал, что к тому времени, когда он возвратится, когда бы это ни произошло, Дэнни обзаведется женой. Кажется, он, как пчелка, крутится вокруг племянницы Дюка Креншо, приехавшей к дяде погостить. Это была кокетливая блондиночка по имени Ребекка Кенеби, которой Дэнни, вероятно, сделает предложение до того, как девушка вернется на Восток в школу в конце лета. Джим был несказанно рад этому. Ему хотелось, чтобы Дэнни был счастлив, чтобы у него была женщина, которую он мог любить и о которой мог заботиться, и все же ему было нелегко видеть Дэнни и Ребекку, сидящих вместе на крылечке у парадного входа и крепко держащихся за руки, ибо при виде любви этих юных сердец и пробуждающейся в них страсти боль от собственной потери обжигала ему душу.
Он хотел и чувствовал необходимость в том, чтобы уехать, так что письмо Томаса поспело как раз вовремя, став подходящим предлогом, чтобы хоть на время отвлечься от монотонной рутины жизни на ранчо и опять почувствовать себя независимым, ничем не связанным человеком. Дэнни не хотелось, чтобы он уезжал. Джим читал это в глазах брата, но Дэнни промолчал, когда старший брат твердо заявил, что едет в Мексику помочь старому приятелю.
Нацарапав несколько строк, Джим вздохнул и сложил записку пополам. Дэнни славный парень, Джим будет скучать без него. Но пора оставить Трайпл Стар, так как теперь его ничто не удерживает в этом месте — нет ни жены, ни детей, ничего, что могло бы превратить прелестное, просторное ранчо в настоящий домашний очаг.
Он собрал сверток с бельем и вьючный мешок и вышел в коридор, но что-то остановило его, когда Джим достиг лестницы. Он круто повернулся и направился в сторону хозяйской спальни, которую когда-то делил с женой. За все это время Джим ни разу не заходил туда, хотя Росита чистила и убирала спальню ежедневно. Там все оставалось в точности таким, каким было при Брайони, и все же совсем не таким. В атмосфере спальни не было аромата ее духов, а главное — не было той живительной искры, которая озаряла все вокруг при ее появлении. Им овладели тоска, острое желание вновь увидеть ее, держать ее в своих объятиях, слиться с ней в любовном экстазе, как они делали не раз на этом самом ложе. Но этому уже не бывать. Ее больше нет. Он понимал, что смерть навсегда разлучила их.
В течение нескольких долгих минут он стоял там, подавленный тоской. Он нес это бремя в себе уже семь месяцев, с той самой ночи, когда Брайони исчезла. И с течением времени оно становилось отнюдь не легче, а наоборот, тяжелее. За этот период стрелок стал еще более молчалив, чем когда-либо прежде. Больше никто не слышал, чтобы он смеялся, счастье стало далеким воспоминанием. Внешне он казался таким же сильным, как и всегда, но в душе превратился в развалину. В эту минуту ему особенно не хватало Брайони, и из опыта он знал, что назавтра муки будут терзать его еще более, чем сегодня.
Вот почему ему было необходимо уехать отсюда. Этот дом, как и эта спальня, навевали чересчур много воспоминаний. Может быть, когда он снова окажется наедине с собой в прерии, когда вокруг будут только звездное небо, кактусы и костер, ему удастся хотя бы немного забыться, облегчить ужасные страдания. А в Мексике он будет поглощен делами, там ему придется рисковать жизнью, помогая Томасу справиться с бандитами. Может, это позволит ему отвлечься от своего горя. И с угрюмой улыбкой Джим повернул к двери.
Его взгляд упал на какую-то вещицу, которая светилась в темноте — это оказалась фотография в серебряной рамке на туалетном столике. Он подошел к ней и взялся за блестящую рамку. Его взгляд не мог оторваться от изображенных там мужчины и женщины, улыбающиеся лица которых были навсегда запечатлены фотокамерой. У него перехватило горло. Их медовый месяц в Сан-Франциско казался таким реальным, таким недавним, а ведь это было больше года тому назад. Тогда они были так счастливы, так уверены, что ничто и никогда больше не помешает их любви. Захваченный наплывом чувств, он так сжал рамку, что у него побелели фаланги пальцев. На мгновение ему захотелось швырнуть фотографию в стенку, разбить стекло, защищавшее ее от пыли и света, и разорвать ее на мелкие кусочки, но вместо этого он прижал ее к сердцу и немного постоял так с закрытыми глазами, чтобы удержать наплывающие слезы. Затем Джим опустил на пол свои вещи, аккуратно уложил фотографию среди пожитков, выпрямился и, не оглядываясь, зашагал к двери. Записку для Дэнни он положил на каминную полку в гостиной, а затем, глядя прямо перед собой, большими шагами вышел из дома.