Моя драгоценная гнома
Шрифт:
— Не убейте дядю, — посоветовал Дагобер. — Он всего лишь пытается меня защищать. Конечно, согласен — клятва на крови. Почему бы и нет?
— Совершим ритуал, — маркграфиня достала из поясного кармашка медный ножичек. — Белла, прочитай заклинание, а мы с принцем принесем клятву.
Словно в дурном сне я видела, как леди Гортензия хладнокровно проводит лезвием по своей ладони, а потом то же самое делает с ладонью Дагобера. Пролилась кровь, и они соединили руки.
— Гном Багз будет освобожден, — нараспев произнесла благородная вдова под бормотанье
— Что я должен ответить? — спросил Дагобер небрежно.
— Скажите «истинно», ваше высочество, — ласково подсказала ему Розалинда.
— Дагобер! Молчи! — герцог пришел в себя и на подламывающихся ногах попытался добраться до племянника и белокурой ведьмы.
Розалинда, картинно закатив глаза, мановением руки отбросила Асгобера к столу, под которым благоразумно спряталась и не высовывалась жаба.
— Успокойтесь, дядюшка, — посоветовала Розалинда. — Не мешайте его высочеству.
— Все хорошо, дядя, — сказал Дагобер, не глядя на герцога. — Я знаю, что делаю. Истинно.
54
— Вот и славно, — объявила маркграфиня, отпуская руку Дагобера — Рози, — приведи гнома.
Розалинда выпорхнула из комнаты, и все мы ждали молча, только слышны были вздохи и кряхтение герцога Асгобера, который сел на пол, привалившись спиной к стене, но уже не рискуя вмешиваться. Жаба выползла из-под стола и запрыгнула к герцогу на колени. Он бережно усадил ее на плечо, отбросив рассыпавшиеся волосы.
Маркграфиня прижала к порезанной ладони платок, как и Дагобер, а я стояла столбом рядом с креслом принца. Он был совсем рядом — протяни руку и коснешься рукава камзола, но в то же время сейчас стал еще больше недосягаем, чем когда я увидела его на балу в этом самом замке, танцующим с эльфийками.
Я не была сильна в колдовстве, но понимала, что то, что сейчас произошло — не шутки. Теперь Дагобер обязан будет взять в жены леди Белладонну или леди Розалинду. Но это и правильно — так у него будет шанс спасти свою жизнь, женившись на самой прекрасной. А кто из сестер прекраснее — он, наверное, уже понял.
Розалинда отсутствовала недолго — вот ее каблучки снова застучали в коридоре, вот распахнулась дверь…
— Папа! — воскликнула я, бросаясь навстречу отцу.
Он ничуть не изменился, только лицо осунулось, и между бровей пролегла глубокая морщинка. Он не сразу узнал меня и сначала даже испугался, когда я бросилась к нему на шею. Но вот глаза его изумленно распахнулись, борода мелко задрожала, и он, не веря себе, погладил меня по голове, отстранил, не выпуская, а потом выдохнул:
— Эрм!..
— Эрмэль, — поправила я его, глотая слезы.
— Я и забыл какая ты… красивая… — папаша тоже расчувствовался, и по его щекам потекли слезы.
Кто-то из эльфиек — по-моему, Белладонна, громко прищелкнул языком.
— Все закончилось, пап, — я схватила отца под локоть и повела к выходу. — Все закончилось, давай уйдем отсюда поскорее.
Никто не удерживал нас, и мы покинули эльфов в полной тишине. На пороге я оглянулась. Дагобер по прежнему сидел в кресле, устало подперев златовласую голову. С одной стороны к нему приник дядя, что-то нашептывая в левое ухо, а с правой стороны стояли три ведьмы, нависая, как грозовые тучи, готовые обрушиться на принца. Розалинда нетерпеливо теребила локон, накручивая его на палец, а Белладонна смотрела на Дагобера так, словно хотела съесть его прямо здесь, с костями.
— Думал, никогда не увижу тебя, — признался папаша, когда мы вышли из замка и пошли по улице, к нашей лавке. — Проклятые ведьмы обманули нас!..
— Но теперь все закончилось, — успокоила я его. — Принц Дагобер приказал, чтобы тебя освободили, и чтобы нам вернули лавку и лицензию…
— Как — вернули лавку?! — папаша мигом перестал умиляться встрече и потребовал объяснений.
Узнав, что нашу лавку занял Толяпар, он припустил с такой скоростью, что я едва успевала за ним.
— Этот мошенник занял мой дом?! — негодовал папаша. — Да я ему бороду вырву! Зубы пересчитаю!
Задыхаясь от быстрого бега мы оказались у лавки с вывеской «Толяпар и сыновья» как раз в тот момент, когда судебные приставы выносили вон вещи Толяпара и устанавливали лестницу, чтобы снять вывеску. Толяпар ругался, на чем свет стоит, но увидев нас с папашей, замолчал и вытаращил глаза.
— Ах ты, разбойник, мошенник ты эдакий! — наступал на него папаша, а мастер Толяпар пятился, пока не налетел спиной на стену дома. — Не успел я за порог — а ты уже оттяпал мою лавку!
— Мы думали, ты сгинул! — завопил мастер Толяпар, когда папаша наподдал ему хорошего пинка.
— Сгинул?! — взъярился отец, хватая Толяпара за бороду. — Да скорее ты научишься шлифовать, чем я сгину! Убирайся, пока я тебя не прибил! И я еще посмотрю — не пропало ли чего!
— Папа, успокойся, ты и правда убьешь его, — попыталась я урезонить родителя, вставая между ним и Толяпаром.
— Он тебя из дома выгнал! — продолжал бушевать отец на словах, но бороду Толяпара отпустил.
— Он не выгонял, — сказала я примирительно, — я сама ушла.
Толяпар смотрел на меня, разинув рот, и что-то с натугой соображал.
— Благодари мою дочку, — папаша отвесил ему еще один пинок, прежде чем я успела остановить его. — Иначе я бы из тебя гномье рагу сделал!
Из лавки выскочили, как встрепанные, сыновья Толяпара. Они возмущенно голосили, но увидев нас замолчали и остановились, словно налетели на невидимую стену.
— Что уставились? — нелюбезно спросил папаша, хватая меня за руку, словно кто-то мне угрожал.
— Эрм? — неуверенно спросил кто-то позади.
Я оглянулась и увидела Морни. Того самого обожателя Свиорки, с которым мы подрались как раз накануне папашиного похищения.