Моя душа темнеет

Уайт Кирстен

– Сипахи – это местные гарнизоны, граждане Османской империи. Это не регулярные войска. Их вызывают, когда мы в них нуждаемся. Местные вали маленьких областей или беи крупных городов руководят ими, как назначено султаном. Янычары – это регулярные войска; их единственная роль – быть солдатами.

– Рабами, – поправила Лада.

– Им дают образование, им платят, их тренируют, и они – лучшие в мире воины.

– Рабы, – повторила Лада, не меняя интонации. Раду заерзал рядом с ней, но она на него не смотрела.

– Янычары могут подняться до ослепительных высот. Выдающихся воинов мы признаем и награждаем. Некоторые янычары

даже становятся беями. Как Искандер-бей, который… – наставник умолк, как будто ощутив во рту неприятный вкус.

Лада села ровно, наконец-то заинтригованная.

– Кто такой Искандер-бей?

– Это плохой пример. Я совсем забыл о последних событиях. Он был фаворитом султана, его повысили до бея и передали ему город Крую в Албании, на его родине. Но с тех пор… он отказывался сотрудничать. Это глубочайшее предательство и очень постыдный поступок.

Лада рассмеялась:

– То есть ваш султан выучил его и натренировал, а теперь он использует эти знания для борьбы с вами? По-моему, он – замечательный пример.

Их наставник с выражением отвращения на лице откинулся на стуле и уставился на Ладу. Раду нервно игрался с пером.

– Давайте продолжим. Повторите пять столпов ислама.

– Нет. Мне очень нравится эта тема. Я хочу узнать больше об Искандер-бее.

Наставник достал деревянный прут и угрожающе хлестнул им себя по ноге. Руки Лады были бордовыми от ушибов и желтыми в тех местах, которые еще не были покрыты свежими синяками. Несомненно, это было ненадолго. Она откинулась назад и томно потянулась.

– Похоже, нам следует зайти в темницу, – прорычал наставник.

– Похоже, следует. – В дополнение к просмотру публичных казней наставник часто водил Ладу и Раду в тюрьмы и камеры для пыток. В сырых и душных коридорах казематов они проводили едва ли не больше времени, чем в своих комнатах.

Раду постоянно болел. Под запавшими глазами темнели тени. Он почти ничего не ел, и его мучили кошмары.

Лада от таких зрелищ не страдала. Иногда она давала знать своим учителям, когда тот или иной метод пытки оказывался менее эффективным, чем остальные. Наставники скрежетали зубами и шептались, что у нее нет души.

У нее была душа. По крайней мере, она была в этом уверена. Но в первый же день, глядя на главного садовника, она научилась смотреть на людей так, как это делал султан. Как на предметы. Их можно было толкать, тащить, кормить и мучить голодом, пускать им кровь и убивать самыми разными способами, в зависимости от того, какой тип власти ты хочешь использовать или приобрести. Порой какие-то образы – глаза на грязном, искаженном яростью лице, глаза, глядящие на нее в упор или пара ног, слишком маленьких для того, чтобы принадлежать взрослому, торчащая из темного угла, – производили на нее впечатление. Мучали ее и не отпускали. Проникали за шторы, которые она плотно задернула над этой частью своего разума.

Но она умела освобождаться от этих видений. Она должна была от них освобождаться. Потому что если ей не было дела до того, что ей показывают, или как ее ранят, то этим мужчинам, этим нелепым наставникам, этому мрачному двору, оставался лишь один способ ею управлять: убив ее.

Сделать это прямо сейчас им не разрешалось, иначе бы наставник задушил ее очень давно.

– Пришло время продолжить наши занятия. Повторите пять столпов ислама, – потребовал учитель.

Лада зевнула.

Раду

заговорил вместо нее, дав исчерпывающий и безукоризненный ответ. Их православное воспитание заключалось в посещении служб в дворцовой часовне раз в неделю. Ладе регулярные богослужения казались невыносимыми, но этой весной она к своему удивлению вспоминала то время с тоской.

Ее отец старательно делал пожертвования в пользу церкви, надеясь купить милость Божью точно так же, как покупал расположение бояр и султанов. В результате их пригласили провести неделю в монастыре на острове посреди озера Снагов. Лодка отчалила от большой земли, и Лада испытала странное чувство освобождения. Умиротворения. На острове были лишь молчаливые монахи, гораздо менее устрашающие, чем патриархи или священники, искусно прикрывающиеся торжественностью и традициями. Она гуляла одна, по всему побережью острова, воспринимая воду как барьер между нею и давлением Тырговиште. Ее крошечная келья в самом сердце монастыря была украшена образами святых и Христа, которые безучастно смотрели на нее из позолоченных рам. Ей не было до них никакого дела, им не было дела до нее, и она спала так крепко, как никогда прежде.

Здесь же покоя не было, как и возможности укрыться от мира. Лада страстно его хотела. Вместо этого ее заставляли изучать религию, как будто это был такой же предмет, как иностранные языки или история. Это мучило и бесило ее. Христианство, по крайней мере, активно отговаривало их от самостоятельного прочтения Библии – ее изучение было сферой духовенства. Единственное, что требовалось от Лады – притворяться, что она слушает.

Здесь она отказывалась даже притворяться. Наставник устало кивнул, выслушав ответ Раду, и выпрямил спину. Его глаза снова заблестели.

Лада делала вид, что этого не замечает, но каждый ее нерв был напряжен: она ждала, какое наказание за дерзость придумает их учитель.

– Ладислава дала неверный ответ. – Наставник поднял руку, на его пальцах сверкнули толстые и тяжелые перстни. Он резко ударил Раду по лицу. Голова Раду метнулась в сторону, и он упал со стула, вскрикнув от неожиданности и боли.

Лада готова была его убить. Она не мешкая отрезала бы ему руку за то, что он ударил ее брата. Она бы…

Она овладела собой прежде, чем наставник поднял на нее глаза. Его грудь высоко вздымалась, глаза сверкали. Он ждал ее реакции. Если она убьет его, они убьют ее, и не останется никого, кто будет защищать глупого, беспомощного Раду. Ее глупого, беспомощного Раду. А если она разозлится, наставник поймет – все они поймут, – как ею управлять. Точно так же, как они поняли, как управлять ее отцом. Точно так же, как янычары поняли, что можно сделать ей больно, забрав у нее Богдана.

Она бесстрастно подняла брови.

– Каковы пять столпов ислама? – спросил наставник, когда Раду снова сел на стул. В глазах мальчика стояли слезы, на лице застыло выражение ужаса.

Лада улыбнулась и покачала головой.

Наставник снова ударил Раду.

Раду лежал на земле и, задыхаясь, скороговоркой отвечал на вопрос. Разбитая и опухшая губа искажала его слова, а Лада не сводила глаз с лица наставника. Она продолжала мило улыбаться, ее руки расслаблено лежали на коленях, она полностью себя контролировала. Контроль – это власть. У нее никто этого не отнимет. Наконец, наставник поймет, что она позволит ему ударить Раду снова, снова и снова.