Моя двойная жизнь

Бернар Сара

Тут две руки с нежностью обвились вкруг меня, и чей-то голос прошептал:

— Милая Сара, почему вы не уехали? Здоровье у вас слабое, сумеете ли вы вынести одиночество и разлуку со своим малышом?

То госпожа Герар, приехавшая слишком поздно и не успевшая поцеловать мальчика, пыталась хоть как-то пожалеть его мать.

Я впала в отчаяние. Теперь я уже жалела, что отправила его. И все-таки… а вдруг дело дойдет до сражения в самом Париже? Однако мысль о том, что я могла бы уехать с ним вместе, ни на минуту не приходила мне в голову. Я надеялась, что сумею принести пользу, оставаясь в Париже

Какую пользу? Надеяться на это было, конечно, глупо, но я в это свято верила. Мне казалось, что все трудоспособные люди — а я, несмотря на свою слабость, считала себя трудоспособной, и не без резона, потом я доказала это, — должны оставаться в Париже И я осталась, сама еще не зная, что буду делать.

Несколько дней я провела в полном отупении из-за отсутствия жизни вокруг меня, жизни и любви.

16

Между тем город готовился к обороне. Я ре шила положить все свои силы и способности на уход за ранеными. Но где устроить госпиталь? «Одеон» был закрыт. Я перевернула небо и землю чтобы мне разрешили расположить госпиталь в «Одеоне». И, благодаря Эмилю де Жирардену и Дюкенелю, мое желание исполнилось.

Я отправилась в военное ведомство и подала заявление с изложением своей просьбы. Мое предложение о создании военного госпиталя было принято.

Но нужно было встать на довольствие. Я написала префекту полиции. Вскоре явился нарочный. Он вручил мне такое послание от префекта:

«Мадам, если можете, приходите немедленно, я буду ждать Вас до шести часов. Если же нет, то я приму Вас завтра утром в восемь часов. Извините за столь ранний час, но в девять я уже должен быть в Палате депутатов, а так как записка Ваша показалась мне спешной, я хотел бы оказать Вам поддержку, если это будет в моей власти.

Граф де Кератри [46] »

Я помнила графа де Кератри, которого мне представили на вечере у тети, где я под аккомпанемент Россини читала стихи Расина, но тогда это был молодой лейтенант, красивый, элегантный, остроумный. Он пригласил меня к своей матери. Я читала стихи на вечерах у графини.

Молодой лейтенант уехал в Мексику. Какое-то время мы переписывались. Затем превратности жизни разлучили нас.

Я спрашивала Герар, не думает ли она, что префект может оказаться близким родственником моего юного друга.

46

Граф де Кератри, по всей вероятности, был первым возлюбленным Сары Бернар. Однако утверждать такого рода вещи весьма трудно, да это и не имеет большого значения.

— Думаю, что да, — сказала она.

Мы обсуждали это в экипаже, ибо я тотчас поехала в Тюильри, где находился префект.

Сердце мое сжалось, когда мы остановились у подъезда. Несколько месяцев назад я уже приезжала сюда апрельским утром вместе с госпожой Герар. И так же, как сегодня, привратник открывал дверцу моего экипажа; но тогда ласковое апрельское солнце ложилось на ступени, высвечивало фонари экипажей, сновавших взад-вперед по двору.

Тогда это была торопливая и радостная суета молодых офицеров, обмен любезными приветствиями.

Ныне же обманчивое и неприветливое ноябрьское солнце все вокруг заливало серым свинцом. Черные, покрытые грязью фиакры следовали один за другим, задевая ворота, обивая углы ступеней, подавая назад или, наоборот, вперед под грубые окрики кучеров. А вместо приветствий слышались такие слова:

— Как дела, старик?

— Голова разламывается!

— Есть новости?

— Да, все летит к черту! — и так далее.

Дворец был совсем не тот. Атмосфера переменилась. Исчез легкий благоухающий аромат, который обычно оставляют за собой элегантные женщины. Густой запах табака, засаленной одежды, грязных волос — все это тяжело висело в воздухе.

Ах, прекрасная императрица французов! Я, как сейчас, видела ее в голубом платье, шитом серебром, зовущей себе на помощь фею Золушек, чтобы она помогла ей надеть маленькую туфельку. А наследный принц — само очарование! Я вспоминала, как он помогал мне расставлять горшочки с вербеной, маргаритками и держал в своих еще слабых руках огромный горшок с рододендроном, скрывавшим его хорошенькое личико.

Наконец, я вспоминала императора Наполеона III, аплодировавшего мне с лукавой усмешкой на репетиции предназначавшихся ему реверансов.

И вот теперь белокурая императрица, одетая весьма странным образом, бежала в двухместной карете своего американского дантиста, ибо среди французов не сыскалось человека, который отважился бы помочь бедной женщине, таким чело веком оказался иностранец. А ласковый утопист император безуспешно пытался тем временем погибнуть на поле брани. Два коня были убиты под ним, но на нем самом — ни единой царапины. И он вынужден был расстаться со своей шпагой. И все мы плакали от ярости, стыда и боли, узнав, что ему пришлось сдаться. Каким же мужеством и отвагой надо было обладать, чтобы пойти на это! Он хотел спасти сто тысяч солдат, сберечь сто тысяч жизней, успокоить сто тысяч матерей.

Бедный, дорогой император! История воздаст ему когда-нибудь должное, ибо он был добр и человечен, и к тому же доверчив Увы! Пожалуй, даже слишком!

Прежде чем войти в апартаменты префекта, я остановилась на минуту. Вытерла глаза и, чтобы отвлечься от своих печальных дум, спросила «мою милочку»:

— Послушай, если бы ты увидела меня впервые, ты нашла бы меня красивой?

— О да! — поспешила заверить меня она.

— Тем лучше! Надо, чтобы я выглядела красивой в глазах этого старого префекта, мне столько всего надо у него попросить.

Каково же было мое удивление, когда я узнала лейтенанта, ставшего теперь капитаном и префектом полиции. Мое имя, названное дежурным, заставило его вскочить с кресла, он двинулся мне навстречу с улыбкой на лице и протянутыми руками.

— Неужели вы меня забыли? — спросил он, дружески поклонившись госпоже Герар.

— Я никак не думала, что это вы, и теперь просто счастлива, вы дадите мне все, что нужно!

— Ну и ну! — только и сказал он, расхохотавшись. — Так тому и быть, приказывайте!