Моя грязная Калифорния
Шрифт:
– И как ты собираешься его защищать?
– Я не про то, чтобы быть его телохранителем. Это… сложнее.
– Дальше?
– Этот парень, Филип, торговал картинами. Ворованными картинами для другого чувака.
– Погоди, что?
– Парень, с которым я работаю на кухне. Его зовут Филип. Филип – арт-брокер, торговал картинами. Работал с другим чуваком, Честером Монтгомери. Помог ему купить картины, которые тот продает в своей галерее на Бергамот-Стейшн. А еще он помог Честеру купить кучу нелегальных картин. Мы говорим о больших деньгах, поняла? Честера Монтгомери убили. А его загашник с художественной коллекцией, по словам Филипа,
– Прекрати, Майк.
– «Прекрати, Майк»?
– Да. Извини, если, обжегшись на молоке, я дую на воду. Но я думала, после «Баркери» мы покончили с этим дерьмом. Ты хотел завязать со своими прожектами.
С того вечера одиннадцать лет назад, когда Тиф познакомилась с Майком на вечеринке в доме на Болдуин-Хиллз, Майк вечно затевал какой-нибудь план. Его планы появлялись и исчезали. Пересекались. Различались по уровню сложности. И по уровню законности. Из-за них Майк получил свои первые два тюремных срока. Они мешали Майку устроиться на нормальную работу. Он всегда был стопроцентно уверен в своем последнем проекте; вечно болтал про реалити-шоу о бизнесе; изображал из себя Шона Картера, говоря: «Я не бизнесмен, я – сам бизнес». Устраивался Майк только на краткосрочную (малооплачиваемую) работу, пару раз – на более долгий срок (если светила премия). А большую часть времени не мог принести домой даже консервированную ветчину, не говоря о беконе. Его последний проект, полгода назад, предполагал вложение тысячи долларов в бизнес по продаже собачьего корма под названием «Баркери» – вместе с группой парней они собирались купить фургон, парковать его возле собачьих площадок и продавать корм владельцам собак. Майк, не спросив Тиф, снял тысячу баксов с их общего счета. Один из его партнеров сбежал с деньгами еще до того, как они успели начать. Тиф пригрозила ему разводом, и Майк пообещал никогда не тратить более пятидесяти долларов, не спросив ее разрешения.
– Это не прожект.
– Ты родился прожектером. Все пытаешься сделать доллар из пятнадцати центов, вместо того чтобы сделать доллар из пятнадцати минут работы.
Майк потирает щетину на своем круглом лице.
– Это реальная ситуация. Филипу нужна защита. Я могу найти для него защиту. А взамен он поможет мне – то есть тебе – найти загашник с картинами. И тогда тебе не придется больше мыть чужие дома. Мы будем в порядке.
– Ты не учишься на своих ошибках. Ищешь приключений на свою задницу.
– Это грубо. И не шути про задницы, пока я здесь.
Тиф откидывается назад и скрещивает руки на груди.
– Я знал, что ты так это воспримешь. Поэтому я собираюсь познакомить тебя с Филипом.
– Парень с загашником картин?
– Что? Нет, это Честер. Честер убит. Филип – это парень, с которым я тут работаю и который думает, что знает, где тайник с картинами Честера.
– Мне не нужно слышать об этом дерьме еще и из чужих уст.
– Это реально! Я хочу позаботиться о тебе.
– Похоже, я должна буду бегать по твоим поручениям, разыскивая картины.
– Тифони, это по-настоящему. Поговори с Филипом.
Майк называл ее Тифони, когда хотел выглядеть серьезным. А он всегда пытался казаться серьезным, когда планировал очередное дело.
– Когда?
– Сегодня. Через несколько часов.
– У меня работа. Настоящая работа. Не охота за сокровищами.
«Клининг Ди» размещается в парадоксально грязном офисе в Дель Рей. Тиф приходит туда на пять минут
Несколько месяцев спустя Тиф попыталась вернуться к работе и искала вакансию менеджера или маркетолога в ресторане или магазине. Но на бумаге она значилась всего лишь кассиршей, а ее единственный рекомендатель был мертв. Через полгода рассылки резюме и собеседований Тиф начала работать в «Клининге Ди». Многие здешние работницы, все латиноамериканки, получают зарплату. Тиф же получает почасовую оплату и работает только на замене, когда в одной из обычных бригад не хватает человека.
Узкоплечая администраторша Глория одаряет Тиф зубастой улыбкой.
– Тифони! Я как раз собиралась тебе позвонить. Ты сегодня не понадобишься.
– Чего-чего?
– Долгая история. Вышла путаница с расписанием.
– Путаница?
– Ага…
– Можешь меня отправить с другой командой? Мне нужны часы.
– Мы поставим тебя на завтра. Или на четверг.
– Нет, мне нужно на день раньше, чем завтра.
– Не сердись на меня.
– Если бы я опоздала, – Тиф проверяет время в телефоне, – на четыре минуты, ты бы меня уволила. А сама отменяешь меня в последнюю секунду и даже не извиняешься.
– Я же сказала «извини». Вышла путаница.
– Я слышала только про путаницу.
Тиф сопротивляется желанию начать возмущенную речь о том, как Глория дает латиноамериканкам больше часов, чем ей.
– Ну пожалуйста… Я сейчас мать-одиночка. Арендная плата растет. Чем меньше денег, тем больше проблем.
– Как я уже говорила, мы будем ставить тебя так часто, как сможем.
Да пошла ты.
– Спасибо.
Тиф направляется к выходу. Она вздыхает, но не из-за этого дерьма, а потому что знает, куда собирается пойти сейчас.
Охранник – тот же самый, который приводил Майка четыре часа назад, – ведет тощего белого мужика лет сорока.
Филип оглядывает комнату. Со стороны зоны для посетителей у телефонов сидят три темнокожие женщины. Филип колеблется, не уверенный, кто из них Тифони. Тиф машет рукой, освобождая его от игры в угадайку. Они оба берут телефоны. Тиф замечает, что у него синяк под глазом.
– Ты жена Майка?
– Ага. Та самая счастливица. Королева при короле-каторжнике. Миссис Майк-Прожектер.
От ее комментария Филип чувствует себя неловко. Поэтому пропускает его.
– Спасибо, что согласилась меня выслушать.
– Я уже сказала Майку, что мне неинтересно бегать по городу в поисках твоих потерянных картин, словно какой-то Индиана Джонс.
– Ну, я надеюсь, ты выслушаешь. Есть тайник с картинами. И никто другой про него не знает.
– Ты говоришь прямо как Майк. Вы нашли друг друга.
– Они стоят как минимум два миллиона долларов.
– Откуда ты знаешь, что у него были все эти картины?