Моя итальянская возлюбленная
Шрифт:
— Perche Lei piange?
От изумления я чуть не перевалился через невысокую металлическую ограду, мешавшую подойти к фонтану вплотную. Это была та самая кареглазая итальянка, которую я впервые встретил на площади Сан-Марко! Только теперь она была не в джинсах, а в очень милой юбочке до колен, открывающей пикантные ножки, и легкой белой блузке. Совершенно потерявшись, я смотрел на нее мутными от слез глазами, и не мог выдавить из себя ни слова. Она меня явно узнала и приветливо улыбалась, поправляя рукой свои длинные волосы. Сегодня она была еще красивее прежнего. Черт, однако же хорошее впечатление я должен на нее произвести — вечно пьян и вечно плачет на площадях!
Не дождавшись моего ответа, она произнесла какую-то фразу, из которой я понял только два слова «Венеция» и «мы знакомы». Наверное, она говорит о том, что мы уже встречались в Венеции?
— Да, — наконец кивнул я, — я помню площадь Сан-Марко… вы такая красивая, что трудно забыть.
Она улыбнулась.
— А почему вы постоянно плачете? Вам нужна помощь?
— Нет, спасибо, — в последний момент я прикусил язык и не стал говорить правду — «мне нужны вы!» — Как вас зовут?
Впрочем, об этом можно было и не спрашивать, поскольку откуда-то раздался возглас: — Джулия! — После чего моя собеседница тут же обернулась.
По площади быстро шла эффектная дама примерно моих лет, с весьма красивым, но строгим лицом. Для подруги она была явно стара, для матери — молода. Не знаю почему, но она мне сразу не понравилась, хотя, повторю еще раз, была очень хороша собой. Впрочем, далеко не всем женщинам идет к лицу суровость, тем более, непонятно чем вызванная…
Подойдя к нам, она о чем-то быстро заговорила с Джулией. Надо заметить, что, когда итальянцы говорили медленно, я понимал их язык даже лучше английского, который учил всю свою сознательную жизнь. Но стоило им перейти на пулеметную скороговорку, как я моментально терялся, улавливая лишь отдельные знакомые слова. Вот и сейчас я ничего не понимал, виновато улыбался и не знал, что делать. Хорошо еще хоть слезы просохли…
— Ты не имеешь права так говорить, — вдруг сказала Джулия и приветливо улыбнулась мне.
— Но он явно пьян! — и ее спутница взглянула на меня с откровенным презрением. О, вот теперь ситуация стала очень даже знакомой.
— Ничего подобного, я просто в хорошем настроении, — с комичным пафосом заявил я и, как назло, чуть заметно качнулся.
Джулия прыснула со смеху, став еще милей, а строгая синьора вдруг повелительно топнула ногой — о, какая сексапильная нога! — и что-то отрывисто приказала.
— До свидания, — виновато произнесла Джулия, — желаю вам всего хорошего. И не плачьте больше.
«Если вы уйдете, то я точно расплачусь, — хотел сказать я, но не мог сообразить, как составить в уме столь сложную фразу. Единственное, на что меня хватило, так это жалобно улыбнуться и пролепетать:
— Не уходите…
— Мне очень жаль, — она покачала головой и уже на ходу добавила, — чао…
Глядя им в след, я испытывал жуткое желание тут же утопиться в фонтане. Как же мне не везет! Какое несчастье! Ну откуда взялась эта суровая стерва, лишившая меня последней надежды обзавестись итальянской возлюбленной? Дважды за один день я пострадал от женской мерзости — не много ли?
Только боязнь снова очутиться в итальянском участке и удержала меня от намерения напиться до озверения. По дороге на вокзал я все же зашел в маленький магазинчик и купил себе бутылку, решив, что раздавлю ее, когда сяду в поезд. Успел я, кстати, вовремя, хотя из-за того, что не смог понять из объявления по вокзалу, где стоит поезд на Рим — у меня всегда были сложности с итальянскими числительными, — долго бегал взад и вперед, пока не нашел нужный перрон.
Сейчас я напишу последнюю фразу и закончу эту главу, однако вы мне все равно не поверите. Придется дать самую страшную клятву, которую автор когда-либо давал своим читателям. Если мои многочисленные отступления не заставили вас отложить эту книгу в сторону; если вы с интересом дочитали до этого места; если вам дорога честь русской литературы, а многочисленные совпадения, сплошь и рядом случающиеся в мыльных операх, вызывают у вас ехидную усмешку; короче, если вам хочется узнать, что будет дальше, то вы просто обязаны поверить моей клятве. Так вот, клянусь пресвятой девой Марей, что когда я вошел в свое купе, там уже сидела Джулия!
12
Обычно описание литературных персонажей дается тремя способами: по частям — «коралловые губки, перламутровые зубки»; путем сравнения — «похожа на шаловливого котенка»; или через производимое впечатление — «мила, стройна, умна». Но Джулия была отнюдь не литературным персонажем, а живой и симпатичной итальянской девушкой с удивительно приятным, смешливым взором и нежным, запоминающимся голосом. Я говорю именно «запоминающимся», поскольку у большинства женщин очень приятные, но трудно различимые голоса — во всяком случае, на мой слух.
Иногда мне удается принять настолько трогательный вид, что не выдерживают даже самые неприступные дамы; но на сей раз в этом не было никакой необходимости. Я был ужасно рад ее видеть и слова: «Какое счастье, что мы встретились», — прозвучали из моих уст на редкость искренне.
Да и она мне обрадовалась, потому что тут же засмеялась и первой протянула загорелую пухлую лапку, которую я галантно поцеловал, чем вызвал новый приступ смеха.
Разговаривать с ней оказалось легко и приятно, и не только потому, что она владела английским намного лучше меня, а если переходила на итальянский, то говорила медленно и отчетливо, но и потому, что в любом разговоре важнее всего настроение вашего собеседника. А Джулия была в прекрасном настроении, болтала много и охотно, особенно, когда я представился ей именно так, как и мечтал:
— Русский писатель.
После небольшой ознакомительной прелюдии я попросил Джулию рассказать о себе, в частности, о том, что она делала в Венеции и Флоренции. Разумеется, у меня были и корыстные мотивы — ведь я ехал в Италию за сюжетами, кроме того, слушать и понимать намного легче, чем говорить самому. Не все из того, что будет изложено ниже, представляет собой точный перевод ее слов — кое-чего я не понял, а потому домыслил сам, а что-то подверг неизбежной литературной обработке. Но общая канва событий изложена достаточно верно.
Итак, Джулии скоро исполнится двадцать три года, и она заканчивает Римский университет по специальности античная история. Живет тоже в Риме, отдельно от родителей. Отец — врач, мать — домохозяйка, младший брат служит в итальянской армии. Как оказалась в Венеции? О, — и тут она сделала неподражаемую гримаску, в которой я не уловил ни грана трагизма, — приехала, чтобы встретиться с возлюбленным — молодым англичанином из Брайтона, с которым познакомилась во время прошлогоднего венецианского фестиваля. Насколько я понял из всего дальнейшего, этот англичанин был легкомыслен и любвеобилен, как настоящий француз. Более того, немного пококетничав, она показала их совместную и весьма откровенную фотографию. На ней этот англичанин — кстати, похожий на молодого Джорджа Харрисона, — голым сидел в кресле гостиничного номера и держал на коленях улыбающуюся Джулию, которая была одета всего лишь в его рубашку.