Моя княгиня
Шрифт:
– Скажи, чтобы коляску для меня заложили, я сейчас к ней поеду,- графиня замолчала, а потом заговорила снова.- Через четверть часа приходи в мои комнаты, ты мне нужен.
С трудом поднявшись к себе, старая женщина села за маленький письменный столик, стоящий в нише около окна. Взяв перо, она тяжело задумалась. Девочки стали на старости лет радостью и смыслом ее жизни. Бездетная вдова, она нашла в них сразу дочерей и внучек и была благодарна покойной кузине, оставившей ей на попечение этих сирот.
Многолетний опыт жизни при дворе, где она навидалась всякого, подсказывал ей, что князь Василий твердо
Графиня взяла перо и начала писать письмо императору Александру Павловичу. В нем она кратко описала требования, предъявленные дядей к Елене и последовавшие за этим зверское избиение девушки и убийство няни. Она просила защиты своим питомицам и наказания для князя Василия. Закончив письмо, она подписала его. Под своей подписью она написала, что подтверждает ее слова вольный человек Иван Федорович Петров, дворецкий из Ратманова, бывший свидетелем убийства. Постучавшего к ней в дверь дворецкого она пригласила войти и дала ему прочитать письмо. Старый слуга не подвел ее, ничего не говоря, он подписал письмо и молча остался ждать указаний. Слезы выступили на глазах графини.
– Спасибо тебе, Иван, а теперь поедем в церковь к Тамаре Вахтанговне, - поблагодарила она, спрятала письмо в ящик стола, поднялась и с помощью дворецкого пошла вниз к коляске.
В церкви, где стоял гроб с телом старой няни, читали заупокойный чин. У стен жались дворовые слуги с перепуганными лицами. Гроб был закрыт. Графиня и Иван Федорович отстояли всю службу, а потом подошли к отцу Василию.
– Батюшка, если мы с княжнами не сможем прийти на похороны, помолитесь за нас о покойнице, - попросила графиня,- и положите ее на кладбище поближе княгине Анастасии Илларионове. Иван Федорович вам поможет.
– Хорошо ваше сиятельство, я все сделаю,- пообещал отец Василий, сочувственно глядя на старую женщину, - не волнуйтесь.
Вытерев слезы, графиня оперлась на руку Ивана Федоровича, села в коляску и поехала домой. Ей нужно было спасать своих девочек.
В комнате Елены были зажжены свечи, повеселевшая Марфа устремилась навстречу графине.
– Ваше сиятельство, барышня пришла в себя, - служанка кивнула головой в сторону кровати.
Действительно, Елена сидела в кровати, опершись спиной о подушки. Лицо ее по-прежнему было ужасно распухшим, Кожа на скулах и на лбу была рассечена и губы разбиты, но оба глаза были открыты и не повреждены. Обычно темно-голубые, почти синие, сейчас они казались совсем светлыми на фоне лиловых синяков, заполнивших глазницы.
– Элен, дорогая, скажи нам, где у тебя болит, - попросила графиня, - нам нужно понять, есть ли переломы.
– По-моему, переломов нет, может быть, только ребра треснули, они сильно болят, но ногами и руками я двигать могу.
– Елена говорила хрипло, язык ее распух от запекшейся крови из разбитых губ и еле двигался.
– А зубы целы?
– графиня подняла голову девушки и посмотрела на ее рот.
– Да целы. Покойная няня сохранила тебе жизнь, отдав взамен свою. Графиня заплакала, за ней заплакала Марфа. Только глаза Елены остались сухими, они совсем посветлели, и в них вспыхнул огонек ненависти.
– Он поплатится, тетушка, я не успокоюсь, пока он тоже не умрет, - пообещала девушка, подняв сжатую в кулак тоненькую руку, - клянусь тебе.
– Дорогая, нам нужно подумать о том, что делать сейчас, защитить нас может только император, для всех остальных князь Василий хозяин имения и ваш опекун. В губернии никто не будет разбираться в семейных делах князя Черкасского. Я написала письмо императору, но как его передать?
– графиня замолчала, в очередной раз подумав, что ее сил может не хватить для защиты сирот.
– Я поеду в столицу, - решила Елена, - я напомню императору, что наш брат был крестником его великой бабушки и его другом детства, и жизнь свою отдал за своего государя на поле брани.
– Но ты даже не можешь встать, - тихо сказала тетушка, с сомнением посмотрев на девушку.
– Давай попробуем,- предложила Елена и поднялась на ноги. Ее открытые руки и грудь были полностью покрыты лиловыми пятнами, а в некоторых местах проступали черные отпечатки от кочерги.
– Девочка моя, - застонала графиня, - как же тебе больно.
– Это не важно, даже если я буду добираться месяц, все равно следы останутся, может быть даже навсегда. Пусть государь увидит, что он со мной сделал.
– Девушка прошла по комнате, пошевелила руками и попыталась коснуться ребер.
– Больно, в ребрах - трещины.
– Как ты поедешь?
– печально вздохнула графиня, - Василий выследит тебя по почтовым станциям и силой привезет домой, или объявит тебя умалишенной. Он уже показал, что не будет с тобой долго возиться. Ведь если ты умрешь, все твои деньги останутся ему.
– Тетушка, я одного не понимаю, если дядя договорился с этим князем на тех условиях, что он нам рассказывал, зачем он так изуродовал меня, ведь теперь князь не согласится, раз ему нужна красота, - задумалась Елена,- здесь что-то не так.
– Не знаю, могу ли я говорить то, что я сейчас скажу невинной девушке, но Бог простит меня, - начала графиня, опустив глаза, - про князя Захара Головина плохие слухи ходят, говорят, что он любит очень молоденьких девушек и получает удовольствие от того, что избивает их. Боюсь, что с самого начала договоренность между ними была не о тебе, ведь тебе уже восемнадцать, а о Долли или, не дай Бог, о младших. Избивая тебя, он запугивал их.
– Тетя, нужно немедленно увезти девочек отсюда, - от ужаса у Елены затряслись руки, - только куда можно уехать, если все принадлежит теперь дяде, да и на почтовых станциях нельзя показываться?
– Я уже думала об этом, - тетушка с сомнением посмотрела на Елену, но продолжила - не знаю, слишком рискованный план. У меня подруга юности Мари Опекушина живет в ста пятидесяти верстах отсюда по дороге на Киев. Я знаю, что она жива и здорова, я регулярно получаю от нее письма. Она мне не родственница и никому в голову не придет искать нас у нее. Все ее письма, что сюда приходили, я собрала и сегодня ночью сожгла, а если не найти письмо, догадаться о нашей связи с ней невозможно. Мы могли бы выехать на дорогу в столицу, привлечь внимание, чтобы нас запомнили, а потом через проселки свернуть на Киевскую дорогу. Ночевать можно не на почтовых станциях, а в деревнях, там спрашивать о нас, скорее всего, не будут.